Книга Работа над ошибкой , страница 109 – Орсон Петерсен

– Конфискую Суму. А дальше не знаю. Что руководство скажет. Без Сумы он перестанет представлять интерес для нашей стороны. Он случайный человек. Но у вашего правосудия, думаю, будут к нему претензии из-за убийства девочки.

– Если бы я знал раньше, что существуют такие, как ты, я бы обратился за помощью сразу после случая с Меланией, когда меня отлупили на чердаке. Меня что-то часто бьют. За последнее время уже раза три прилетало. В прошлом детстве было поспокойнее.

– Ха-ха.

– Всего этого можно было бы избежать. Интересно, почему мой советчик не сказал, что есть вы?

– Подобные договоры, как у тебя с Василисой, вне закона. Современные правила запрещают сделки между нашими мирами. Конек у тебя тоже нелегально. Думаю, причина в этом. Не бойся, я не заберу его. Пока. Посмотрю на твое поведение.

– Василису накажут?

– Это вряд ли. Не за такую шалость. Она из могущественного рода.

– А договор отменят?

– Это невозможно. Не знаю, рад ты этому или нет.

– И я не знаю.

Эмиль вздохнул. Автомобиль Веселова свернул с основной дороги на лесную. Фары освещали узкую проезжую часть на несколько метров вперед. Повалил густой снег, и Веселов включил «дворники». Едва различимые контуры придорожных сосен на скорости сливались в глубокую черноту. В машине стало уже совсем тепло. Времянкин высунул пальцы из рукавов и расстегнул куртку. Затем смачно зевнул, придерживая челюсть рукой.

– Болит?

– Болит. Так мне и надо.

– Почему ты согласился на контракт?

– А ты бы отказался?

– Я доволен своей жизнью. У меня чудесная семья. Я бы ни на что их не променял.

– А мне терять было нечего. Так мне казалось.

– Ты ведь хороший музыкант. Не смог пристроиться?

– Потерялся как-то. Энергии не было совсем.

– Как помолодел, появился драйв?

– На время все перестало казаться невозможным. Это меня подстегнуло. И пошло-поехало. Хотел славы, видимо, признания, любви.

– Больше не хочешь?

– Теперь и не знаю. После всех этих концертов и конкурсов я испытываю повышенное внимание к себе. Поначалу от этого захватывает дух, но я начинаю уставать от общения с большим количеством незнакомых людей. Постепенно прихожу к мысли, что лучшие моменты моей жизни связаны с теми, кого я люблю. Или когда занимаюсь один, тоже чувствую себя хорошо. Стремление к гармонии выходит на первый план.

– Стареешь.

Веселов улыбнулся.

– Наверное, – с улыбкой согласился Эмиль.

– Я стараюсь больше времени проводить с семьей. Они мое спасение, моя отдушина. Это все, что мне нужно.

– Здорово.

– В общем, я тебя понял. Мятущаяся натура, не нашедшая своего места в жизни. Появился шанс на исправление ситуации, и ты не устоял.

– Почему я решил, что в новой жизни все сложится? – уставшим голосом сетовал Времянкин.

– Если ты любишь уединение, зачем же выбрал публичную профессию?

– Вот. Поди разберись.

Эмиль задумался.

– Нет, я не всегда был таким. Постепенно превратился в черт-те что.

– Ну ладно, ладно. Не наговаривай на себя. Ты просто устал.

Веселов продолжал говорить. Его голос звучал убаюкивающе на фоне гипнотических постукиваний и шуршаний стеклоочистителей. «Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре», – посчитал Времянкин в уме, поморгал немного и провалился в сон.

Веселов разбудил его, когда автомобиль уже был припаркован у бревенчатой стены дома. Мужчина открыл пассажирскую дверь снаружи, положил руку Эмилю на плечо и слегка потормошил его.

– Просыпайся! – негромко произнес он.

Времянкин приоткрыл глаза. Он почувствовал холод, проникший в салон с улицы, и съежился в кресле, поджав колени. Он опустил голову и снова уснул. Веселов взял Эмиля на руки, вытащил из машины, захлопнул дверь ногой и понес мальчика в дом. Сквозь сон Времянкин слышал, как Веселов топал ногами по деревянному полу веранды. В окошке загорелся свет. Щелкнул засов, и дверь отворилась. Веселов переступил через порог и остановился в прихожей. C трудом приподняв веки, Эмиль увидел красивую молодую женщину в светлом пеньюаре. Выразительные серые очи и густая русая коса через плечо. Этот приятный образ успел запечатлеться в памяти мальчика прежде, чем он снова закрыл глаза.

– Маша, принимай пациента, – тихо пробасил Веселов.

– Что с ним? – шепотом спросила она и приподняла челку со лба Эмиля, чтобы лучше разглядеть повреждения на его лице.

– Его… Побили, – ответил Веселов после короткой паузы.

– Ужас! Бедный мальчик.

– Он не мальчик. Знаешь, сколько ему лет? Мой ровесник, – заочно оправдывался мужчина.

Эмиль чувствовал тепло нежных рук Маши на своем лице. Его мозг не хотел отпускать ее образ. Вместо этого он помещал Машу в абстрактные декорации, плавно сменяющие друг друга, как в калейдоскопе. Не менялось лишь ее точеное лицо, коса через плечо и серые глаза. От прикосновений женщины Времянкин испытал небывалый прилив сил. Сон улетучился вмиг.

– Неси его в гостиную, – велела Маша и удалилась.

Эмиль открыл глаза. Веселов заметил это.

– Проснулся?

– Поставь меня на пол, пожалуйста.

– Мне несложно донести тебя.

– Пожалуйста, поставь меня. Я чувствую себя по-идиотски.

– Будь по-твоему.

Веселов опустил мальчика на пол. Тот начал разуваться, оглядывая помещение. Просторная прихожая с дубовым полом, уходящий в глубину дома коридор, деревянная лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж.

– Давай куртку. Я повешу, – предложил мужчина.

– Можно я побуду в ней?

– Как хочешь.

Веселов снял обувь и повесил пальто на вешалку.

– Пойдем, – шепотом скомандовал он и тихо, не отрывая ног от пола, пошел в глубь коридора.

Эмиль последовал за хозяином дома, попутно изучая интерьер жилища.

Дом производил впечатление идеального семейного гнездышка. Он был нероскошным, но просторным, добротным и аккуратным. Стены, драпированные клетчатой тканью, деревянные плинтусы под белым потолком, массивные межкомнатные двери, искусно разрисованные сказочными мотивами. По стенам коридора были развешаны портреты людей и животных, выполненные в причудливой манере. Среди угловатых лиц, изображенных на картинах, Эмиль узнал Веселова. Абстрактная проекция его черт хорошо передавала настроение натурщика – суть Веселова была схвачена. «Да. Это похоже на него. Какая-то прямолинейность и отсутствие сомнений. Что-то такое. И очки», – думал Эмиль.