Онлайн книга «Три метра над небом. Трижды ты»
|
– А, Энрико Мариани – тот самый, кто позволил мне войти в этот мир блесток и мишуры! Он кладет на стол газету, ставит на него чашку и встает. – Иди-ка сюда, мошенник. Мне нравится это старинное выражение, произнесенное его теплым голосом, который так идет ему, шестидесятилетнему, обаятельному и образованному, ворчливому и симпатичному – господину былых времен и такому элегантному, что многим этого даже никогда и не представить. Он меня крепко обнимает, потом кладет мне руки на плечи и сильно прижимает меня к себе. – Дай-ка на тебя поглядеть. – Он в меня всматривается. – Ты в отличной форме. Потом он меня отпускает, и мы садимся. – И ты тоже. – Да ладно, не валяй дурака. Я старый и вымотанный, а ты молодой и сильный… – «Их было триста… и они мертвы!» Он смеется. – Да ты настоящий бандит. Бандит и мошенник. Воображаю, сколько у тебя женщин. – Но я же только женился! – И правда. Я себя неважно чувствовал, а иначе я бы с удовольствием пришел на твою свадьбу. Спасибо за приглашение; я знаю, что из коллег по работе ты не пригласил никого. Значит, так ты мне оказал еще больше чести. – Не думаю, что в этой сфере у меня много друзей. Может, разве что только несколько почитателей… – Шутишь? Ты сделал невероятную карьеру. «Футура» фантастически успешна. – Но мы только начинаем. – Хорошо начать… – …половина дела. Мне нравится эта игра: мы иногда играли в нее еще тогда, когда только начинали работать вместе. – А теперь я тебе предложу кое-какие идеи. – Я рад. – Но при условии, что ты их у меня забракуешь, как у любого другого. – Если они неинтересные… – Ну конечно! – В противном случае мы ими воспользуемся, но заплатим мало, как любому другому. Мариани смеется. – Я согласен! Тебе понравился мой подарок? – Очень… Мариани смотрит на меня и поднимает бровь, словно он думает, что я не помню, что он мне подарил. Я ему улыбаюсь. – Ты меня проверяешь? Он отпивает свой капучино и оценивает меня, пытаясь понять, блефую я или нет. Я сохраняю невозмутимость. Он вытирает рот и ставит чашку. – Хорошо. Если я проиграю, ты заказываешь, что хочешь, а если нет, платишь ты. Думаю, что ты не блефуешь: ты знаешь, что я тебе подарил. – Хорошо. Тост и холодный капучино. Мариани поднимает руку, и сразу же приходит Анна. – Да, Энрико, слушаю. – Еще один горячий капучино для меня, холодный капучино и тост. Анна уходит. – Но ты играешь наоборот, я мог бы сделать вид, что не знаю. – Я знаю, что ты бы мне не солгал. – Это правда. Он в зале, сразу у входа. Это картина Бальтюса. Она фантастическая. Он не догадывается, что, когда я только бросил на нее взгляд, то сразу же подумал, что ее мне прислала Баби. Я не хотел верить своим глазам, но, к счастью, там была записка. И я ему ее цитирую: «Автору прекраснейшей истории, твоей. В настоящем больше нет времени для страданий прошлого». – Ты ее помнишь… – Ну конечно. Я даже пытался понять, что это значит! – Ну ты и шутник… Нам приносят тост и два капучино. Энрико Мариани вынимает из кармана бумажник и платит. – Спасибо, Анна, возьми и сдачу. Мы начинаем молча прихлебывать каждый свой капучино. Я откусываю тост. – Итак… – Он застает меня врасплох. – То, что тогда произошло в театре Делле-Витторие, связало тебя с этой девушкой еще больше – настолько, что ты на ней женился. – Да. – И ты счастлив? Все помешались на этом вопросе. Наконец-то мне кажется, что да. Думаю, я могу сказать ему это, не солгав. – Да, очень. – О, ну наконец-то хоть кто-то этого не стыдится! Похоже, здесь все боятся быть счастливыми. Ну и правильно делаешь, наслаждайся моментом, славой, успехом, почестями, деньгами. Может, у тебя появятся и дети. Это правильно – быть счастливыми, когда мы можем себе это позволить. А вот моему сыну этого никогда не удастся. Даже теперь, когда он делает свою первую авторскую передачу – и я не знаю, благодарить ли мне за это тебя, но это уже другое дело, – нет, он не счастлив! – Это беспокойство у него от того, что он еще совсем молод; хорошо, что это так. Не мешай ему жить своим несчастьем: может, оно сделает его еще талантливей. Еще будет время стать счастливым. Мариани смакует свой второй капучино. – Нет, ты меня не убедил. Ты с ним говорил? – Нет, но если хочешь… – Хорошо, скажи честно, как он тебе? – Он отличный автор. – А как человек? – Отличный парень. – Он голубой? – Нет. То есть не думаю. Я вижу, как он болтает с танцовщицами, но не придает им слишком большого значения. Мне кажется, он очень увлечен работой, желанием чего-то достичь, он хотел бы превзойти своего отца, но это будет непросто. – Хорошо, ты меня убедил. Черт, нужно было увидеться с тобой раньше! Ты меня вмиг успокоил, теперь я спокойней за Витторио. Да и к тому же мне нет никакого дела до того, гей он или нет. Я бы только хотел, чтобы как-нибудь однажды он пригласил меня на обед и сказал: «Ты даже не можешь себе представить, папа, как мне вчера было хорошо. Я отлично развлекся, было так здорово!» – Так оно и будет, я уверен. Если хочешь знать мое мнение, то он действительно отличный парень. – Хорошо, я рад, что с тобой встретился. – Мариани встает и обнимает меня. – Давай встречаться чаще! – Жду тебя у нас с твоими изумительными проектами, за которые я заплачу самую малость. – Да, но зато я попытаюсь вытянуть из тебя как можно больше, потому что знаю, что они лучшие. И он уходит, немного прихрамывая. У него маленькая бородка, седые волосы, и худощавая, но крепкая, как у борца, фигура. Своего рода Хемингуэй от телевидения, на удочку которого всегда попадались красивые девушки, и в большом количестве. Потом я оборачиваюсь и вижу у стойки Ренци. Он стоит в профиль, смеется, шутит и время от времени ест рулет. В руках у него стакан с горькой настойкой, а перед ним – девушка, но мне не удается рассмотреть ее как следует. Потом девушка, оживленно размахивающая руками, отодвигается немного в сторону, и я ее узнаю. Это Дания Валенти – «дочурка», которую нам навязал Калеми. Я делаю попытку отвести взгляд, но уже слишком поздно: она меня тоже увидела и, не переставая улыбаться, говорит об этом Ренци. Он поворачивается ко мне. Сначала он напряжен, но потом, когда встречается со мной взглядом и видит, что я улыбаюсь, опять начинает вести себя естественно, как человек, который не сделал ничего плохого – по крайней мере, не сейчас. Я подхожу к ним. |