Книга Молочные зубы, страница 51 – Зои Стейдж

– Это ваши работы? – спросила Сюзетта, разглядывая картины.

– Да. Мое хобби, которым я занимаюсь уже много лет.

Она села в кресло так, что зашторенное окно оказалось у нее за спиной, и посмотрела на Ханну через тонированное, пропускающее свет только в одну сторону стекло справа от нее. Телосложением и осанкой Беатрикс напоминала балерину, однако ее движениям недоставало грации.

– Вы настоящий мастер. Они просто прекрасны.

Просто и ясно. Ей на ум пришло слово «хайку», будто рисунки заодно выступали и в роли стихов.

– Спасибо.

Доктор скрестила ноги и наклонилась к Сюзетте.

– Во время каждого сеанса мне нравится немного побеседовать с родителями…

– Муж приедет чуть позже. А с Ханной вы будете говорить там? – спросила она, показав на игровую комнату.

Доктор держала в руке «молескин» и ручку. Увидев у нее на пальце тонкое золотое обручальное кольцо, Сюзетта собралась спросить, есть ли у нее дети, но потом передумала.

– Пока не знаю, все зависит от ребенка. Некоторым действительно эта комната нравится больше. Пока я буду говорить с девочкой, вам придется подождать у входа. Я не на словах, а на деле соблюдаю врачебную тайну в отношении ребенка и не стану сообщать вам содержание нашего с Ханной разговора…

– Разумеется.

– …но при этом буду держать вас с супругом в курсе всего, что вам следует знать. В зависимости от того, что мне расскажет Ханна, я время от времени буду вынуждена говорить как с вами, так и с вашим мужем. По моему убеждению, семья представляет собой целостную структуру, все члены которой оказывают друг на друга влияние. Поэтому процесс лечения в определенном смысле будет затрагивать не только Ханну, но и вас.

– Я не против, это даже хорошо. У меня такое ощущение, что в действительности мы как семья разобщены. Когда на нас смотрят незнакомые люди, мы производим на них определенное впечатление, но о том, что происходит дома…

– Итак… – Беатрикс сделала вдох, расслабилась и улыбнулась Сюзетте. – Как развивалась ситуация после нашего разговора? Дела пошли на лад? Или стало еще хуже?

– Я чувствовала себя не очень хорошо, поэтому в выходные с ней больше времени проводил Алекс. А сегодня я впервые отвела ее в школу.

– И как она справилась?

– Если верить учителям, отлично. Пожалуй, чуть лучше, чем можно было ожидать. На самом деле, Ханна написала пару фраз на листе бумаги, хотя с нами общаться подобным образом не любит. Думаю, ее постигло немалое разочарование. Девочка написала одно предложение на шведском и одно – на французском. Но потом, по дороге сюда… – Сюзетта поразилась, что теперь это показалось ей чуть ли не смешным, – она сказала, что ее второе «я», Мари-Анн, наложит на какого-нибудь ученика заклятие и убьет его.

– Насколько я поняла из ваших слов, она заговорила совсем недавно, всего пару недель назад, верно?

– Да, причем назвалась этим альтер эго.

Сюзетта вдруг заметила, что вновь прибегла к старой нервной привычке теребить ремешок сумочки. Поэтому отложила ее в сторону, хотя и усомнилась, что достаточно далеко, дабы устоять перед соблазном.

– По правде говоря… я понимаю, в ваших глазах в этом ничего хорошего нет, но, поговорив с вами совсем немного, могу почти наверняка сказать, что ее поведение представляет собой своего рода защитную реакцию. Прятаться за другой личностью и тем самым сохранять в целости и сохранности индивидуальность человека, который никогда не говорит.

Доктор наконец открыла блокнот и что-то в него записала.

– В вашей трактовке все выглядит совсем не страшно. Причем она ведет себя так только со мной, а перед Алексом не выставляет себя ведьмой. На этот раз я постаралась справиться с собой, и вместо того чтобы беситься, попыталась втянуть ее в разговор.

– Ну и как у вас получилось?

– Неплохо. Беседа, конечно, вышла странная, но уж как есть.

– Может, вам это и не кажется прогрессом, но у меня такое ощущение, что в действительности девочка пытается чего-то добиться. – Сюзетта поморщилась. – Вы так не считаете?

– Дело не в этом. Злобный пес, странная попытка сделать вид, что ее трахает дьявол, – мужу я об этом так и не сказала. И даже попыталась найти у него на компьютере порнографию, чтобы узнать, не там ли девочка узнала о сексе, но…

Чувствуя устремленный на нее оценивающий взгляд врача, Сюзетта подавила в себе желание подвинуть ближе сумочку и вместо этого лишь крепче сцепила руки.

– Вы многое не рассказываете мужу?

Над этим вопросом Сюзетта задумалась. Что она говорила Алексу? В основном то, что его не напрягало.

– Думаю, что… Поначалу мы делились с ним всем, но со временем… С его точки зрения… Полагаю, он считает, что у него все есть. Работа, которая приносит радость и удовлетворение, – серьезный собственный бизнес, любовь коллег. Хорошие отношения с родителями. Прекрасный дом, любящая жена, восхитительный ребенок. У него и денег достаточно, и свободное время есть – он ходит в спортзал и делает, что хочет. Любит меня, а я его… Но… я не могу без него, и порой… Знаете, это очень важно… Не хочу, чтобы он утратил в меня веру.

– А почему он должен утратить в вас веру, если вы расскажете ему, что происходит?

– Потому что он ничего не видит. Не он, а я сидела с ней целыми днями дома: заботилась, кормила, занималась, пыталась развлекать. Чтобы ей ничто не угрожало, она не болела и хорошо себя вела. Алекс ее любит – глубокой отцовской любовью. Но проводит с ней совсем немного времени: рассмешит, почитает на ночь книжку, немного поиграет в выходные. Ей нравится заниматься с ним чем угодно, и он ощущает себя героем, чувствуя ее любовь к себе.

Беатрикс кивнула.

– Это проклятие каждой женщины, которая сидит с ребенком. Но Алекс, конечно же, понимает, насколько важное дело вы делаете…

– Конечно… Но… – она махнула рукой на стеклянную перегородку, – я всерьез подумала, что она набросится на меня и укусит.

Сюзетта поведала доктору обо всем остальном: как она выставила Ханну во двор, чтобы та успокоилась, о синяках на ее руке, о неприязненной реакции Алекса.

Беатрикс опять что-то записала в блокнот.

– Вы не будете возражать, если я поговорю с Алексом о той ситуации с имитацией полового акта? Мне хотелось бы услышать его мнение.

– Он удивится, что я ничего ему не сказала.

– Вероятно. Но у вас всегда есть возможность поговорить с ним об этом в спокойной обстановке.

* * *

Сюзетта не ожидала, что будет чувствовать себя словно на скамье подсудимых. Когда она думала, что Беатрикс записывала в блокнот и к каким выводам пришла, ее охватывала тревога. Она боялась, как бы доктор не посчитала ее деспотом, плохой матерью, плохой женой, лгуньей. Еще одна разбитая, неблагополучная семья, прячущаяся за фасадом обеспеченной жизни.