
Онлайн книга «Одесский листок сообщает »
– Кому передаешь? – В пароходную и транспортную контору «Гергард и Гей». – А там что с ними делают? Допрашиваемый пожал плечами: – Полагаю, что отсылают в Нахрихтендинст [62]. – Какие еще бывают поручения? – Однажды я три месяца был камердинером у генерал-майора Чернота-де-Бояры-Боярского. – Кто это? – обратился Лыков к Черкасову. – Командир Второй бригады Восьмой кавалерийской дивизии, – сообщил тот. – Что за дикая фамилия? – Бронислав Людвигович – поляк и весьма приятный человек, в карты хорошо играет. – Понятно, – вздохнул коллежский советник и продолжил допрос: – Что ты делал у генерала? Воровал секретные документы? Тут Гереке удивил сыщика: – Не воровал, а фотографировал. Меня научили пользоваться… как это? Портативной камерой. – А почему ты оттуда уволился? – Попался на фальшивом ликере. Герр Пфаффель меня убрал, велел год отсидеться. – И ты решил перейти на торговлю лотерейными билетами! – воскликнул начальник сыскного отделения. – Вернер, Вернер, неисправимый человек… – Тут огромные возможности, ваше благородие, – принялся оправдываться задержанный. – От Одессы до Киева всюду живут наши. Почти каждый купит билетик. Не понимаю, почему правительство запрещает такие вещи. – Поговори еще за правительство! – грозно свел брови Черкасов. – Если вы конфискуете билеты, я разорен. Все средства вложил и даже занял у отца и брата. На шесть тысяч рублей билетов! Нельзя ли… Ну сами понимаете. – Разрешение мы дать можем, – вкрадчиво ответил Алексей Николаевич. – Но его надо заслужить. – Я готов! – К чему? – В фатерланде каждый законопослушный немец сотрудничает с полицией. – То есть ты готов сотрудничать с российской полицией? – Да. В обмен на… Маленькие поблажки, так это по-вашему? – Пиши обязательство о негласном сотрудничестве. Гереке охотно накатал бумагу. – В подтверждение моей искренности имею кое-что сообщить, – сказал он, протягивая Лыкову обязательство. – Валяй. – Здесь, в Одессе, нами руководит некий человек, чьего имени я не знаю. Но он русский. – Русский? – Да. Однако все немцы ему подчиняются, даже герр Пфаффель. А он капитан Большого Генерального штаба! – Что-нибудь можешь о нем добавить? Возраст, наружность, где служит? – Я видел его один раз со спины. Высокий брюнет. – Все? – Все. Алексей Николаевич подмигнул Черкасову. Тот довел дело до конца: – Эх, Вернер… Хороший ты мужик, я же вижу. Ну, давай дружить. – Значит, я могу реализовать свои билеты? – В Одессе – нет. Этого я не имею права тебе разрешить. А в Николаеве, Херсоне, Кишиневе – пожалуйста. – А если меня там арестует местная полиция? – Сошлись на меня, мол, выполняешь мое секретное поручение. А билетами торгуешь с целью маскировки. – Так дайте мне бумагу об этом. Андрей Яковлевич задумался. – Что, если ее у тебя найдут? Те, кому не положено? Нет, секретный сотрудник, значит, секретный. Пусть, ежели попадешься, другие начальники сыскных отделений мне телеграфируют. Я подтвержу, что ты мой агент. Нужно придумать тебе псевдоним… Какой лучше, Алексей Николаевич? – Белокурый. – Почему Белокурый? – хором спросили остальные. Азвестопуло добавил: – Он же темно-русый. – Чтобы никто не догадался, – пояснил Лыков. – Просто мне попалась как-то в журнале статья о Лермонтове. И там приводилось его стихотворение, посвященное Цейдлеру, товарищу по юнкерской школе: «Русский немец белокурый едет в дальнюю страну…» Гереке приосанился: – Лермонтов ведь ваш знаменитый поэт? Второй после Пушкина? Это лестно. – Ну ты же не чухлы-мухлы, а обер-ефрейтор! – Я согласен на такой псевдоним. А что такое чухлы-мухлы? – Не важно. Главное, что мы договорились. Гереке вернули его лотерейные билеты и выпроводили. Питерские сыщики зашли пообедать в ресторан Кукураки на Ришельевской, рядом с Немецким клубом. Лыков спросил помощника: – Удалось что-нибудь разузнать про журналиста? – Похоже, Николай Александрович Пейхель чист как стеклышко. – Хм. Генерал Калнин спросил меня с издевкой, кого я выбираю в шпионы: выкреста-еврея, французского аристократа или русака? И вот, кажется, виновен в измене именно свой, русский. Неприятно. – Полной уверенности в виновности Двоеглазова у нас нет, – заступился за капитана Азвестопуло. – Да, бывшая жена его богата. И каждый месяц становится богаче еще на пятьсот рублей. Ну и что? Имеет недвижимость, которая дает доход. – Ровно полтыщи всякий месяц? – Было бы глупо так открыто вкладывать в бумаги германские тридцать сребреников. Может быть, это алименты? – А откуда у капитана такие средства? Пятьсот рублей – это его жалованье за три месяца. – Надо продолжить изыскания. – А как? – Лыков хлопнул ладонью по столу так, что на них обернулись. – Мы обнаружили свой интерес, за нами следят. Кто нас выдал? Я беседовал о «минном» деле с генерал-квартирмейстером и с начальником отчетного отделения. Калнин вне подозрений. Фингергут – типичный немец, карьерист и аккуратист, смешно из него делать шпиона. – Почему смешно? Немец же. – Таубе тоже немец, – напомнил помощнику Алексей Николаевич. – Тевтон тевтону рознь. Агент Белокурый недавно назвал таких людей, как Виктор Рейнгольдович, получившими неправильное воспитание. А он, значит, правильный, скотина! Торгует фальшивым ликером, шпионит за нами, любит свой фатерланд. И готов продаться полиции за возможность продавать запрещенные лотерейные билеты. – Ну и что? Гереке нам полезен. Именно такой, продажный. От него мы узнали, что в Одессе германский резидент – русский. Это новость! Его помощник – Пфаффель, старшина Немецкого клуба, который я вижу из окна. Сообщить, что ли, жандармам? Померанцев не обрадуется. У него все хорошо, скоро лампасы пришивать, а тут вдруг какие-то шпионы… – Черт с ними, с жандармами, – махнул рукой Азвестопуло. – Что делать будем? Как дальше вести дознание, если с нас глаз не спускают? |