Онлайн книга «Безумие »
Цепочка леса, словно цепь какого-то мощного механизма, который работал на чистом энтузиазме, тащила мою машину к цели со скоростью 120 км/ч. Второй пилот получает разрешение на взлёт. Самолёт выруливает на взлётную полосу. Начало движения по взлётной полосе. 11:58:37. Командир (К): 74… 76. 11:58:40. Бортмеханик (Б): 74… 76… Режим. 11:58:41. К: Время, фары. 11:58:42. Б: Фары, время. К: Экипаж, взлетаем. Рубеж – 280. «Скорость отрыва самолёта от Земли 280» – проявились в моей голове прописные истины воздухоплавания. «Но сначала точка V1, точка невозвращения – когда уже нельзя повернуть назад. Потом подкрылки задних крыльев нажимают на потоки воздуха таким образом, что железная птица побеждает притяжение Земли». Самолёт прошёл в другое измерение. А дальше можно включить автопилот и жить обычной жизнью, болтать о своём, о чужом. На высоте 9500 победившие земное притяжение, разговоры легче, невесомее, что ли. 12:30:57. Б: Что за странная девушка, я и так к ней, и эдак. Никак не могу подобрать к ней ключей. 12:30:59. К: Не ключи, подбирай ей сразу квартиру. 12:36:00. К: Сколько тебе? 12:36:30. Б: Тридцать. 12:37:01. К: Еще, как минимум, десять лет можешь жить, ни о чём не переживая. После сорока начнёшь задумываться, когда друзей уже не прибавляется, дети выросли, жена давно не твоя, а спать всё ещё хочется, как в двадцать пять. На спидометре уже было 140, когда я включил автопилот. Расслабил правую ногу, и скорость начала падать вместе с моей желанной мечтой, возвращая меня на дорогу. Скоро цепочка деревьев оборвалась, и машина взлетела на Кольцевую. Дальше к дому тянула уже инерция. При хорошем раскладе до него оставалось прослушать «Обратную сторону Луны». Любимый альбом неувядающего розового цветка. Я распахнул альбом, прибавив звук. В ушах поселилась музыка, она словно эфир пробиралась к самому сердцу. Даже захотелось поделиться с кем-то этими переживаниями, кого-то набрать, чтобы там подумали: «Где он так набрался». * * * – Ты обогнал меня? Я думала, ты поздно сегодня будешь. – Я скучал. – Не ври. – Если бы я умел. Как на работе? – встретили мои руки жену в коридоре, как только она закрыла за собой дверь и отпустила на пол свою сумку. Та, словно послушная кожаная псина, поджала уши и замерла. – Ты что, не знаешь, как у филологов? Курят и умничают. – Разве можно так мучить друг друга? – Да, мучное вредно. Каждый день один и тот же хлеб. – Может, пора завязывать с работой? Лето же. – Ещё пара экзаменов, и всё. Лето. Можно безумствовать. Каждое лето Шилы, как и это, страдало своим безумием и не собиралось лечиться, да и как можно было вылечить то, что диктовалось инстинктами, следовать канонам и традициям надоело, хотелось исключения из правил. – Целовать-то будешь? – А ты хочешь? – У тебя нет никакого права держать меня без поцелуев, – вышла из балеток. – Сегодня что, День Конституции? – У меня есть одна рифма, но я тебе её не скажу. – Не надо, иначе я начну волноваться за твоё здоровье. – Ты? Не смеши, ты даже не звонишь мне. Больше всего ей не нравилось, когда волны произнесённых им слов нагоняли пену на уголки его губ. «Это, конечно, не пена моря, – думала про себя Шила. – Сейчас подойдёт и начнёт прятать мою жизнь в свои объятия. Ну почему с ним всё так предсказуемо?» Я подошёл к жене, обнял сзади и шепнул на ушко: – Можно Шилу? – Можно, но в обмен на поцелуй. Хватит есть, хватит говорить, рот для поцелуев. – Вот бы со всеми было так же просто, – поцеловал я её шею. – Будь с ней просто, ты бы её так не хотел. Шилу. Меня, как всякую женщину, охватывают приступы феминизма, но лишь иногда. Спинным мозгом я понимаю, что мне нужна защита, мужчина, за чьей спиной я могу спокойно возиться в песочнице своих капризов. Артур, медведь, в переводе с кельтского, несмотря на своё благородное имя, не мог быть ею, он сам нуждался, пытаясь прикрыться мною. «Не медведь, скорее мишка панда», – посмотрела в большие глаза мужа Шила. Тот трепал зубами петрушку. «Жующий бамбук с обеих рук. У него хороший аппетит и тонкая душевная организация, он самоед, он грызёт бамбуковую изгородь, ограждавшую его внутренний мир. Вольер, в котором он пасётся, стал доступен миру внешнему. Он входит в него, одинокий, чужой, глаза становятся ещё больше, ещё круглее. Панда ищет защиты, ищет защиты от истребления, ищет всё время меня. Нет, не любовь это, жалость сплошная». – Я тоже хотел сказать, что ты не все. Шилу в мешке не утаишь, – добавил я вечную присказку. – Ладно, отпусти, – стала Шила высвобождаться из моих объятий. – Поздно уже. Дай мне раздеться. – Женщине никогда не поздно раздеться. Кстати, чего так поздно? – Кафедра. Была. Выступления. Прения. Прение. Душегубка, а не аудитория, – вбивала она точку после каждого слова. – Как у тебя? – по дороге в спальню уже вышла из платья, как из воды, абсолютно сухой. «Как женщины это делают, так органично и ловко?» – Не скучал в дороге? – Не, я же на Родину ехал. К тебе. Всю «Скандинавию» общался с навигатором. – Представляю, что ему приходится выслушивать в пути. – Это женщина, её зовут Ира. – Симпатичная? – Ревнуешь? – Сочувствую. Ты ей, наверное, всю дорогу про всех своих женщин рассказывал? – Ага, про тебя. – Слушала? – Она терпеливая. – Терпеливых женщин не бывает. Терпеливых и симпатичных одновременно тем более. – Я хотел сказать настырная. Знай, талдычит своё. Громко и равнодушно. «Через 150 метров поверните налево». – И ты повернул? – Как ты думаешь? – Нет. – Почему? – Вы же до сих пор на «Вы». Любовники не могут так обращаться… друг с другом. Это неэтично, не гигиенично, в конце концов, – разыгралось филологическое чувство юмора в Шиле. – Я бы даже сказал неприятно. – Неприятно? Что именно? – Что она всё время пытается управлять моим будущим. Вещает вроде своё, а на поверку оказывается, что моё. – Чем громче женщина говорит о чужом, тем больше замалчивает своё. * * * – Вы знаете, я никогда ещё не писала мужчине первой. – Надо когда-то начинать. – Вы кто по знаку? – писала мне Бэлла, скромно пытавшаяся со мной флиртовать. |