Книга Перекрестки судьбы. Тропами прошлого, страница 22 – Игорь Соловьев

Когда смотр был закончен, Джейкобсон обратился к Сергею:

– Может, порекомендуете взять еще что-нибудь? Из своей практики?

Птица еще раз обвел взглядом стоявшее «войско». Компания подобралась пестрая. Были тут худые и полные, молодые и в возрасте. Девять мужчин и две женщины.

– Лимонов обычных возьмите. У вас в продуктовом магазине есть, я видел.

– Зачем? – удивился майор.

– Пригодятся. Из моей практики.

К своей «Сайге» он давно уже накрутил запас патронов – с пулей и картечью. К тому пластиковому магазину, что был в оружии, изолентой прикрутил еще один, подавателем вверх, чтобы при упоре в землю грязь не попадала в магазин и не клинила оружие, как это бывает, если связать магазины «валетом». В рамку приклада сунул перевязочный пакет и перемотал кровоостанавливающим жгутом.

Выцыганив у морпехов моток маскировочной ленты, обмотал ей все части оружия, кроме движущихся. Получилось ничего так.

Долго думал, брать ли с собой автомат Судаева? «Сайга», ППС-43, пистолет и боеприпасы к ним тянули почти на пятнадцать килограммов. Не слабая ноша, и это – не учитывая личный груз припасов, спальника, смены одежды и прочего.

В конце концов, взял. Группы он не знал, и как поведут себя эти люди, ему пока тоже было неизвестно. Рассчитывать приходилось только на себя.

Но один знакомец, к его удивлению, в группе все же встретился.

– Марек? Ты что, тоже в составе экспедиции?

Поляк радостно протянул руку Птице.

– Рад тебя видеть, Сергей! Судьба снова свела нас, и я рад этому обстоятельству. Когда нам сообщили, что проводник будет из русских, я никак не мог представить, что это будешь именно ты.

Сокольских ответил на рукопожатие и, кивнув на кобуру с «Глоком», спросил:

– Что, рыцарь Речи Посполитой, если будет необходимость, ты готов применить свое оружие?

Толстяк смутился и, поправив кобуру, сказал:

– Если честно, я надеюсь, что такого случая не представится. Я хорошо стреляю, но то – тир. Увлечение. У меня даже есть награды от Варшавского стрелкового клуба. Но в людей я никогда не стрелял.

Птица замолчал, словно вспоминая что-то, а потом негромко произнес:

– Марек. Тебе придется изменить отношение к этому вопросу. Забудь про «стрелять в людей» и выучи «уничтожать противника». Иначе потом будет очень тяжело психологически. И вообще, туда, куда мы отправляемся, люди – не самое страшное, поверь мне. Я не пугаю, но хочу, чтобы ты был готов ко всему.

– Рота! Отбой!

Грохот солдатских сапог разнесся по вечерней казарме.

Убедившись, что все те, кому положено лежать, лежат, а вещи сложены по уставу, дневальный выключил свет. Казарма погрузилась в полумрак.

– Эй, ду´хи… День прошел!

– Ну и хрен с ним, поскорей бы новый… – С коек раздался хор голосов солдат первого полугода службы.

На традиционную неуставную команду солдаты отвечали дружно, но без энтузиазма. Усталые, морально и физически замордованные сержантским составом старослужащих, они думали только о том, когда наконец можно будет сомкнуть глаза и провалиться в спасительное забытье.

Дневальный по роте, покручивая ножны штык-ножа на поясе, неторопливо прошелся вдоль рядов коек и табуретов. Прислушавшись, не скрипнет ли где койка, он постоял с минуту, а потом отправился в каптерку, пить чай с земляком и мечтать о дембеле.

«Вот в казарме стало тихо, улеглись все старики, а салага несмышленый, помирает от тоски…» – из угла казармы, безраздельно принадлежавшего дедам, тренькала гитара и жужжала электробритва. Младший сержант, «разменявший» полтора года, смотрел, как на пол падают его волосы.

– Ну что там, долго еще? – спросил он и поглубже натянул на плечи щегольскую «парадку» с белоснежным аксельбантом.

– Уже закончили, товарищ младший сержант. – Салабон отложил машинку для бритья и принялся щеткой стряхивать с плеч деда волосы.

В это же время, этажом выше, такой же младший сержант Сергей Сокольских сидел в кабинете у ротного. Некоторое время назад Птицу перевели в мотоманевренную группу, и характер его службы заметно изменился.

– Значит так, Сережа, – обратился к нему командир роты по имени.

Сокольских подвинулся ближе и изобразил внимание.

– Завтра получаешь должность «замка» и вместе с группой выходишь к этому перевалу, – ротный обвел пальцем разложенную карту. – Пока Андреев в госпитале, займешь его место. Все как обычно: досмотр, проверка документов. Что-то гости с той стороны к нам зачастили, – сказал он, имея в виду Афганистан.

– Так точно, товарищ капитан. – Птица достал свою сержантскую планшетку и сделал на ее карте пометку.

– Ты только вот что, – ротный задумался, подбирая слова. – Завтра с вами вместо Баранова другой лейтенант пойдет. Из Питера к нам приехал, ненадолго, – добавил он многозначительно.

– Какой другой лейтенант, товарищ капитан? Вы чего? – Сергей удивленно посмотрел на командира. – Я, конечно, все понимаю: приехал человек на месяцок, с группой походить, а потом обратно, но уже с орденом. Но вы меня тоже поймите, он ведь руководить полезет. Кто я для него? Специфики нашей не знает, наколет дров, а кто будет отвечать? На кой нам такие пряники??

– А ну-ка, смирррр-на! – рявкнул капитан. И добавил уже тише: – Да все я понимаю, сержант. Но кто нас с тобой спрашивает?

Лейтенант из Питера действительно наломал дров. На вторые сутки «выхода» он по рации вышел на связь со штабом и доложил обстановку. И зачем-то сообщил их точное местоположение.

Сложно сказать, чем он руководствовался, строгим ли соблюдением устава, незнанием ситуации или еще чем. Но мотоманевренные группы в подобной ситуации не сообщали своих координат до завершения задания, за исключением особых случаев.

Их группу накрыли минометами при переходе высохшего русла реки. Били откуда-то из-за обратного ската гор, так что позиций минометной батареи было не видно и почти не слышно.

В воздухе вдруг раздался противный, нарастающий свист, и тут же в хвосте походной колонны вырос дымный столб. Посыпались осколки, и трое солдат повалились на землю.

– Мины!

Бойцы бросились врассыпную, стараясь приткнуться куда-нибудь в яму, за обломки скал, куда угодно, только бы укрыться от смертельного железа.

Столбы взрывов стали перемещаться ближе к центру залегшей колонны, а это значило, что за ними наблюдал вражеский корректировщик и наводил огонь по рации.

Через двадцать минут огонь стих. Каменная пыль медленно оседала на сухую, твердую землю и, забиваясь в носы и рты, выходила с противным горьким кашлем.