Онлайн книга «Право учить. Повторение пройденного»
|
— Не жалей. — Не буду. В следующий раз я не совершу прежней ошибки. — Ты и в тот раз не ошиблась. — Ошиблась! — Заявление, сделанное с категоричностью маленького ребёнка. — Я не могла простить... — Ты просто не понимала. — Какая разница? — Укор, предназначенный самой себе. — Я же не слепая! Я видела всё, что происходит! — Видеть снаружи мало. Нужно ещё хоть иногда смотреть изнутри. — Тебе хорошо, ты это умеешь... Шершавые пальцы рисуют волну на моей щеке. — Но я же не с рождения умел, милая. Всему на свете нужно учиться. — Для «всего на свете» нужен учитель! — Язвительно напоминают мне. — О, наставников можно найти, сколько угодно! — Но учиться может не каждый... Я — не могу. Мне кажется, что каждое новое знание выгоняет частичку старого... Я боюсь терять! — Не бойся. Теряется лишь то, что должно быть потеряно, зато взамен ты приобретаешь что-нибудь другое. И возможно, даже что-нибудь нужное. — Насмешник! Получаю щелчок по носу, обиженно морщусь, и Мин тут же исправляет свою оплошность коротким поцелуем ушибленного места. — Я не прав? — Прав, конечно... Я хочу кое-что спеть. Только обещай не смеяться! — Почему я должен смеяться? — Стихи... не слишком хорошие. — Это не имеет значения. Последний испытующий взгляд: — Правда? — Правда. Важно лишь то, о чём они говорят. Мин молчит, сосредотачиваясь, потом начинает напевать. Тихонько-тихонько, но я слышу каждое слово: Зелёные очи. Упрямые губы. Душа нараспашку, но стиснуты зубы. Красив? Смел? Умён? Не приметила, каюсь. На помощь друзьям он шагнёт, улыбаясь, В любую ловушку, в любую засаду... Вам мало достоинств? Мне — больше не надо. Довериться воле горячих ладоней, Круша и кроша так, что лезвие стонет, Мечтаю... Но жребий замыслил иное: Мы рядом, и боль увеличилась. Вдвое. Забыть? Не смогу. Разлюбить? Не согласна! Ты просишь, но все уговоры напрасны: Мне нужен отравленный мёд поцелуя — Заклятая сталь жарче крови бушует. С тобой, без тебя — одинаково больно. Судьба, Круг Богов, не казните, довольно! Мир перед тобой преклоняет колени, Но сердце тоскует, но сердце болеет. Нарушу законы, скажи только слово: Тебе подарить свою Вечность готова! Забуду о долге, но ты... Не захочешь. Печально смеются зелёные очи... Последний отзвук песни теряется в кроне яблони, и в наступившей тишине слышно, как бело-розовые лепестки касаются травы. Мин заглядывает мне в глаза: — Правда, смешно? — А по-моему, грустно. — Тебе не понравилось? — Должно было? Она растерянно кусает губу, и я спешу успокоить: — Понравилось. Мне никто и никогда не посвящал стихи. И тем более, не пел про меня песен. — Но этого слишком мало... — Этого достаточно. Поднимаю руки и притягиваю печальное личико ближе. — Не переживай, что никогда не окажешься в моих ладонях рукоятью меча, милая. Такая, как сейчас, ты нравишься мне гораздо больше. Она не возражает. Хотя бы потому, что её губы слишком заняты. * * * — Вот Вы где, моя госпожа! — Долетает чей-то голос от кромки сада. — Кто это? Мин поднимает голову и устало морщится: — Это f’yer Стир’риаги пожаловал: не смог пережить и четверти часа моего отсутствия. Четверть часа? Уверен, мы сидим в тени яблони гораздо большее время, и, честно говоря, я сам не слишком доволен тем, что наше уединение нарушено. Но почему мне не нравится этот голос? Или интонации, с которыми было произнесено «моя госпожа»? Да, точно: тщательно скрываемая, но никуда от этого не исчезающая издёвка, словно на самом деле господин — он, а та, к кому обращаются, всего лишь игрушка, до поры, до времени пользующаяся видимостью власти. — Твой хранитель? — Ну да, — передёргивает плечами Мин. — Он тебе не по нраву? В сером взгляде возникает справедливое возмущение: — Как можно любить надсмотрщика? — Я имел в виду совсем другое. Он... какой он? Теперь меня одаривают лукавой улыбкой. — Ревнуешь? — Нисколько. Всего лишь хочу быть уверенным, что... — Моё сердце останется с тобой? — Я не шучу, милая. Мне очень важно знать. В противном случае... — С кем Вы проводите время, моя госпожа? Голос пришельца звучит совсем близко. Чужой голос, красивый, немного низкий для эльфа, но удивительно глубокий. И что-то напоминающий. Поворачиваю голову. Пряди причёски, похожие на чернёное серебро, уложены с той небрежностью, которая свидетельствует о многих часах, проведённых перед зеркалом. Шёлк костюма подобран тон в тон к волосам и разбавлен фиолетовыми вставками, такими же яркими и тёмными, как глаза на благородно-бледном лице. Горбинка тонкого носа. Белый лучик старого шрама на скуле. Он совсем не изменился за прошедшие двадцать лет. И не должен был измениться. Со мной дело обстояло иначе, но взросление лишь всё усугубило: эльфу хватило одного взгляда, чтобы узнать мои черты. Правда, он привык видеть их совсем в ином облике... — Ты! Никогда не думал, что это короткое слово можно прошипеть и простонать одновременно. В возгласе, брошенном мне в лицо, было столько злобы и ненависти, что я почувствовал себя, как дома, и нашёл достаточно выдержки, чтобы подняться на ноги, не торопясь, но и не медля дольше разумного. — Вы знакомы? — Тихо спрашивает Мин, тенью вырастая у меня за спиной. — Знакомы, — отвечаю, спокойно и внимательно рассматривая своего врага. Первого настоящего врага в жизни... В тот день мне исполнилось десять лет, и праздник рождения, превратившийся в скорбное напоминание о смерти, по обыкновению проводился отдельно от его виновника. Весенний день выдался пасмурным и хмурым, словно желал угодить настроению, царящему среди обитателей Дома, и в комнате было так темно и холодно, что я нашёл в себе смелость нарушить запрет и покинуть её. Просто для того, чтобы увидеть хоть одну живую душу. |