Онлайн книга «Королева брильянтов»
|
– Вы что тут делаете? – спросил он, разглядев Пушкина. – Заглянул в гости. – Который час? – Богдасевич полез в кармашек жилетки, из которого свисала цепочка часов. – Два часа ночи… С ума сошли, Пушкин? Слегка безумный вид был скорее у доктора: волосы всклокочены, костюм изрядно помят. Лег спать не раздеваясь, умаялся, не иначе. – Вскрытие Немировского уже производили? – Какого Немировского? Зачем? Ночью? – Богдасевич не вполне еще овладел мыслями. – Ах, этот, из «Славянского базара»… Чего торопиться, и так все ясно… Вам с какой стати? Засунув руку во внутренний карман сюртука, Пушкин вынул пузырек темного стекла без этикетки с хорошо притертой стеклянной пробкой. – Знаете, что это? Богдасевич сладко зевнул, обдав густым перегаром, взял пузырек и покрутил, наставив его на тусклый свет керосиновой лампы. На дне виднелась прозрачная капелька зеленовато-бурого цвета. – Аптечное лекарство. – Можете определить, какое? С некоторым усилием вынув пробку, доктор принюхался. – Ну, так сказать затруднительно, – начал он. Пушкин перебил: – Настойка наперстяночной травы? – Ну… – с некоторым сомнением произнес Богдасевич, гоняя капельку по дну пузырька, – исключить нельзя. Откуда знаете? – Точно определить состав сможете? – Наперстянку? Лаборатория у нас скромная, но с этим справимся. – Это ведь сердечное лекарство? Богдасевич вернул пробку пузырьку. – Довольно сильное. Дигиталис входит в список «Б» опасных лекарств российской фармакопеи. Аптекам предписано хранить его под замком. Многие доктора его не рекомендуют. – Тогда вам будет проще, – сказал Пушкин. – Чего проще? – При вскрытии Немировского найти большое количество наперстянки. – А почему большое? – Доктор, какая предельная норма приема? – Раньше – десять капель в разовый прием. Теперь разрешили до пятнадцати, – ответил Богдасевич. – Зачем – понять не могу. Риск только усилился. Забрав пузырек из рук доктора, Пушкин повертел его на свет. – Подтвердите или опровергните мою гипотезу насчет того, сколько выпил Немировский. Доктор недовольно фыркнул. – Глупости. Больной всегда знает, какую дозу ему прописали. Не будет же он пить, что называется, из горла. – Убедитесь или опровергните, – сказал Пушкин, возвращая пузырек. – Мне надо знать срочно. К утру успеете? – С ума сошли? – ответил Богдасевич. – Прикажете вскрытие ночью делать? – Я приставу ужин в «Эрмитаже» обещал, приглашаю вас. – К утру не успею. Но к обеду наверняка. Когда в «Эрмитаже» гуляем? Пушкин обещал сразу после Рождества. Что доктора вполне устраивало: ничего так не красит жизнь, как ужин в «Эрмитаже» на Святках и за чужой счет. – Хотите вздремнуть, ложитесь у меня прямо тут, – Богдасевич стал добродушен. – У меня другие планы, – ответил Пушкин. – К утру надо быть в форме. 3 Она была осторожна. Прежде чем войти в «Славянский базар», баронесса прошла по другой стороне Никольской. Чутье никогда не подводило. Сегодня оно что-то тревожилось. Внятных причин для этого не имелось. Она решила, что, если заметит малейший признак опасности, бросит добычу и не торопясь пройдет мимо. Филеров – ряженых извозчиков, лотошников, мастеровых и прочий незаметный люд – она научилась вычислять безошибочно. Меньше всего надо опасаться городового. Черная шинель мерзла на посту, никакого интереса не выражая. Рядом с гостиницей ждал кого-то лихач с санями, запряженными тройкой. Это хороший знак. Но баронесса захотела еще раз проверить. И проделала обратный путь. Городовой глянул без интереса. Больше ничего подозрительного. Чутье присмирело, но угомонилось не совсем. Третий раз идти по улице – точно привлекать внимание. Или уходить – или войти. И она вошла. В холле царила обычная атмосфера размеренности и порядка. Народу немного. Парочка упитанных купцов, сразу видно, что из провинции, курили сигары, кашляли и смеялись. Какой-то господин, сидя в кресле, развернул английскую газету. Сандалов был за стойкой. Заметив, дал знак подойти. Значит, опасности нет. – Доброго вам утра, господин портье… Что у нас нового? Сандалов легким движением бровей показал направление. Баронесса чуть обернулась. Господин, читавший иностранную газету, сложил ее и отбросил. Мужчин она умела читать лучше открытой книги и на любом расстоянии. Этот был отменным экземпляром. Чистое лицо, спокойный, уверенный, чуть скучающий взгляд, даже презрительный. Держится независимо и свободно. Что дается только большими деньгами. Одет изысканно и даже излишне для утра: в смокинг. В галстуке брильянтовая заколка, из украшений крупный перстень. Богатство, к которому настолько привыкли, что не считают нужным выпячивать. Совсем не русская привычка. К тому же хорош собой. Не то чтобы слишком красив. В нем была красота мужской силы. Довольно простая и строгая. Баронессе он понравился исключительно. Стало немного жаль, что он станет еще одним экземпляром коллекции побед. Эта победа будет несложной, блестящей и немного печальной. Потому что… Она подумала, что мужчина впервые нравится ей не только как жирный кабанчик, которого надо выпотрошить. Ах, какая жалость… Ничего не поделать: профессиональный долг зовет. – Кто таков? – тихо спросила она. – Американец. Богат страшно, золотые прииски и что-то такое. Половые с коридорными от его чаевых с ума посходили. Сквозь вуаль баронесса еще раз приценилась: да, такой может свести с ума всю обслугу щедростью. – Как зовут? – Алекс Пушкин. – Он что, русский?! – Говорит, родители увезли в Америку, там разбогател. Лучше нету. Иди уже… Теперь баронесса знала все, что было нужно. Дальнейшее было делом техники. Она, подняв вуаль, пошла в сторону кресла, где сидел русский американец. И старательно смотрела по сторонам, будто кого-то искала. Подойдя так, чтобы американцу некуда было деться, споткнулась о ковер и упала прямо к его ногам. Мужчина вскочил, бросился к ней, схватил за плечи и поставил на ноги, будто она ничего не весила. Баронесса ощутила приятную силу его рук. Какой он милый… Она издала нежный вздох. – Ви не ушибились? – спросил он с мягким, чуть забавным акцентом. – О, благодарю вас, – сказала она, откидывая с лица вуаль. – Это все моя слабость. Американец был встревожен: – Ви больны? Нужна помочь? Чем я могу для вас делать? Он был настоящий рыцарь, не то что прежние. |