Онлайн книга «Королева брильянтов»
|
– Одиннадцать. – Возраст, когда старший сын входит в семейное дело. Неужели вашему отцу все удалось скрыть от старшего сына и домашних? – Мне было… – Виктор Филиппович задумался. – Лет семь… Нет, восемь. Многое помню, очень хорошо помню. Но чтобы в доме обсуждали какое-то страшное происшествие… Батюшка наш, Филипп Парфенович, нрава был крутого, ему никто поперек не смел сказать, весь дом в кулаке держал. К нам был в строгости, но зря никогда не обижал. Гришка был тогда маленький, а я… Нет, не было никаких разговоров. Уж мы бы точно узнали. – Значит, Филипп Парфенович дело не только замял, но и огласки не допустил, – сказал Пушкин, подтолкнув носком ботинка бутылку, отчего она завертелась волчком. – Больших расходов стоило. – Батюшка за ценой никогда не стоял. Получал что хотел. – В ресторан «Славянского базара» ездил? – О своих делах никогда не рассказывал, а нас никогда не возил. Пушкин сунул руку в карман пальто, достал револьвер и протянул, держа за дуло. – Спрячьте как можно дальше. Виктор Филиппович принял оружие, неумело держа обеими руками, как будто это было тяжело для него. – Благодарю, – сказал он. – Подарок отца. Один из редких, что от него достались. Мне-то теперь что делать? Посадите? – Сажают картошку, – ответил Пушкин. – А у нас заключают под стражу. Оснований пока не вижу. Немировский тяжко вздохнул. – А я-то надеялся… Куда деваться? Дома от страха умру. Вдруг опять увижу?.. – Что увидите? Опишите. – Нет… Не просите… Пощадите. – В таком случае мой вам совет: оставайтесь в этом номере еще дня три. Пока срок не выйдет. А там видно будет. – Я так не могу, Ирина от волнения заболеет. – Как хотите. Вам решать. – Пушкин пожал плечами и направился к двери. – Постойте! – вдруг вскрикнул Немировский. Пушкин остановился. – Я вспомнил, – продолжил Виктор Филиппович. – Как раз лет двадцать назад отец исчез из дома дня на два или даже на три, а маменька рыдала сутками напролет. Потом все сразу кончилось. Что случилось, нам не рассказали, но настрого приказали забыть и ни с кем даже полусловом не обмолвиться. Забыть навсегда. Быть может, это то самое. – Прикажите убрать номер и поживите в нем в тишине и покое, – сказал Пушкин. – Еду заказывайте сюда или спускайтесь в ресторан гостиницы. Только не в часы позднего завтрака, когда там кушает ваш старший брат. Дверь захлопнулась. Немировский так и стоял, сжимая револьвер. 14 В подданном Российской империи взращено особое начальственное чувство. Если подданный видит перед собой начальника, даже не своего, а вообще начальственную персону, спина его сама собой приобретает прямое положение, а руки вытягиваются по швам. Что можно считать большим прогрессом: ранее, еще лет пятьдесят назад, колени подгибались бухнуться барину в ноги. Нечто подобное испытал Сандалов. Он нюхом чуял, что чиновник полиции не минует его. И оказался прав. Пушкин не спеша подошел к конторке. Портье исправно приветствовал его. – Имею честь доложить важные сведения! – отрапортовал он. – Важные сведения нам нужны, – ответил Пушкин, поворачивая к себе книгу записей гостей. – Та самая девица преступного умысла взялась за свое! – Какой ужас! Что она себе позволяет? – возмутился Пушкин, разыскивая нужную запись. – Что в этот раз? – Совершила знакомство с важным постояльцем. – Что вы говорите? Кто таков? – Синьор Коччини, знаменитый фокусник. – Опять не без вашей помощи? Сандалов благородно возмутился: – Что вы, господин полицейский, тогда леший попутал! Чтоб я еще когда-нибудь. Сама назвала его имя. Пушкин оторвался от записей. – Сама? – Именно так! Подходит и говорит: укажи мне, любезный, синьора Коччини. – Поразительная наглость. Но жалоб на кражу к нам не поступало. – В том-то и дело! – Сандалов перешел на доверительный шепот. – Она эдак ловко с ним познакомилась, но портмоне не срезала, а отдала ему! – Зачем? – Ума не приложу! – Коварная девица. Не спускайте с нее глаз, портье! – строго сказал Пушкин. Сандалов выпрямился до невозможной стройности, если учесть округлое брюшко. – Слушаюсь! – рапортовал он. – Вот что, любезный, есть дело не менее важное. Портье был готов служить верой и правдой. – Постоялец ваш, маг Алоизий Кульбах, так и не появлялся? – продолжил Пушкин. – Никак нет, с тех самых пор не видел. – С «тех самых» – это с каких конкретно? Мгновенная задумчивость окончилась прозрением. – Так ведь с вечера воскресенья уже как не был! – сообщил Сандалов. – Вспомните, что он делал в тот вечер. – Хоть не положено гостей обсуждать, но скажу по чести: странный господин. Только заехал, не прошло и получаса, как убежал. Вернулся, наверное, часа через три и тут обратно бежит, к выходу. Сильно взволнованный и спешил сильно. Как сейчас помню: проскочил мимо, ключ швырнул и прямиком в двери. Господин далеко не вежливого обхождения. – В котором часу это было? – Точно не скажу, около девяти, вероятно. – Можете описать, как он выглядел? – спросил Пушкин, вынимая черный блокнот. Сандалову пришлось напрячь все извилины. Результат того стоил. По описанию выходил мужчина среднего роста с густой рыжей бородой, шевелюрой, бровями и особо пушистыми рыжими бакенбардами. Из-за обилия рыжей растительности на лице трудно определить возраст. Вспоминающий постояльца портье казался котярой, который подбирается к крынке сметаны. Закончив быстрый эскиз, Пушкин развернул блокнот. – Похож? Сандалов с радостью подтвердил, что портрет удивительно похож. В рисунке не передать одну особенность: маг сильно горбился. Как будто хотел казаться ниже ростом. Портрет загадочного медиума появился. Вот только где он сам мог прятаться в Москве, было большим вопросом. Пушкин выразил портье благодарность за старания, чем значительно ободрил его дух. – И вот еще что, любезный, – продолжил он. – Если господин Кульбах появится, немедленно отправляетесь за городовым, от моего имени требуете задержать и доставить в сыскную полицию. – Так точно! Можете не сомневаться! Исполним, как полагается. – Рад слышать. Теперь прошу ключ от его номера, – и Пушкин протянул ладонь. |