Книга Обольстительная леди Констанс, страница 28 – Маргерит Кэй

– Не скрою, я как раз собиралась предложить такой способ!

Он рассмеялся.

– Признаюсь, я тоже, но сомневаюсь, что нам с тобой хватит одного раза.

Констанс успела прийти к тому же выводу. Поняв, что они снова забрели на очень опасную территорию, она, однако, благоразумно промолчала. Пауза затянулась.

– Так расскажи, – в виде исключения Кадар заговорил первым, – почему ты решила, что не выйдешь за своего богача из Индии?

Констанс всплеснула руками:

– На то есть много причин, но главная заключается в том, что я вообще ни за кого не хочу выходить замуж.

– Потому что брак – это тюрьма.

– Неужели я так говорила? Да, тюрьма… для женщины. Я всегда это знала и не собиралась выходить замуж, но я никогда… до тех пор, пока меня не выбросило на маримонский берег… я никогда всерьез не задумывалась о том, что у меня есть другой выход продемонстрировать отцу свою признательность. Меня изменило пребывание здесь, то, что я попробовала вкус настоящей свободы.

– Когда я впервые увидел тебя, у меня возникло странное чувство: захотелось тебя освободить, – задумчиво проговорил Кадар. – Я почти ничего о тебе не знал, но у меня было явственное желание сбросить с тебя цепи долга… – Он осекся и покраснел. – Обычно у меня не возникает таких странных мыслей.

– И все же именно благодаря тебе я поняла, что я сильнее, чем думала, и ты помог мне увидеть, что мне надоело – очень надоело, – когда меня используют. Не только папа, но и мама тоже… по-своему.

– Констанс…

– Нет, я не обижалась на нее, – всхлипнула она. – А если и обижалась, то совсем немножко. Я думала… я убеждала себя в том, что она меня любит. Не сомневаюсь, так и есть, она любит меня по-своему, но этого недостаточно, Кадар. – Она заправила за ухо прядь волос и посмотрела на Ка-дара в упор. – Я бы ни за что не заставила… не шантажировала… не убеждала… я бы не уговаривала человека, которого я люблю, сделать что-то, что, как мне точно известно, идет вразрез с его самыми заветными желаниями, а ведь именно так она со мной и поступала.

Она снова всхлипнула.

– Я ничего не должна родителям, но должна самой себе – прожить следующие десять, двадцать, пятьдесят лет или сколько мне осталось, так, чтобы это для меня что-то значило. Только не спрашивай, что я имею в виду, я и сама понятия не имею. Знаю только, что в мои планы не входят ни замужество, ни поездка в Индию. И надежда на то, что мне поможешь ты, сюда тоже не входит… разве что мне понадобится твоя помощь, чтобы вернуться в Англию. – Констанс вздохнула, вытерла глаза и с трудом улыбнулась.

– Ты уверена, что хочешь вернуться в Англию? – В глубине души Кадар не сомневался в ее решении, просто ему требовалось время, чтобы разобраться со своими мыслями.

– Куда же мне еще ехать? – простодушно ответила она.

Очевидного ответа на ее вопрос он не знал. Ка-дар покачал головой:

– Ты застала меня врасплох.

– И саму себя тоже. Я ничего подобного не собиралась говорить… что ж, очевидно, я ничего не могла планировать, поскольку не знала, что я тебя увижу. Хочу сказать, я прекрасно понимаю, что сейчас все твои мысли занимает коронация.

– Значит, ты хотела рассказать мне о смене твоих планов уже потом?

– Да. Нет. Не знаю, – смутилась Констанс. – Наверное, в Англию меня отправить легче, чем в Индию, ведь отсюда можно почти без труда добраться до Каира?

Она была совершенно права, но Кадар огорчился. Если он поручит эту задачу Абдул-Меджиду, Констанс уедет из Маримона еще до коронации. Почему ее отъезд так его пугает? Констанс – временное затруднение и ничего больше. Он должен испытывать облегчение.

– Ты говоришь, что понятия не имеешь, чем займешься, когда вернешься в Англию? Ведь там тебя никто не ждет. Останься. Мне доставит величайшее неудобство, если я лишусь придворного астронома до того, как она завершит свою работу. – Да, в том-то и дело. И совершенно ни при чем его желание, чтобы она осталась, потому что они ведь договорились: ничего личного между ними не будет. – Значит, решено? – отрывисто спросил Кадар.

Констанс, однако, нахмурилась.

– Значит, мы по-прежнему должны избегать друг друга или… прости, Кадар, я по-прежнему не знаю, что ты думаешь.

– Я думаю, что, если в костер не подбрасывать топлива, он быстро догорит.

Констанс задумалась и тяжело вздохнула.

– Значит, у нас не остается другого выхода. Придется поступить, как ты говоришь, и не подбрасывать топливо в костер. Не сомневаюсь: если мы будем уверены, что поступаем правильно, нам легче будет справиться.

– Я надеюсь на то же самое.

Она рассмеялась:

– В таком случае мне хотелось бы наслаждаться оставшимся временем рядом с тобой. У нас не может быть романа – боже, какое вычурное слово! Мы не имеем такого права. И даже если бы у нас был роман, все бы так или иначе закончилось моим отъездом. Хуже того, все могло бы закончиться еще раньше, и, представь, как неловко было бы всем сторонам.

– Ты привела замечательные доводы в пользу воздержания.

– Ты согласен?

– Да. Значит, мы договорились.

– Превосходно! – сказала Констанс. – В таком случае я хочу попросить тебя об одной услуге. Я хочу, пока я здесь, выучить твой язык. Вот только не знаю, найдется ли в Маримоне подходящий человек.

– Единственный человек, который более-менее бегло говорит по-английски, – Абдул-Меджид.

– Твой главный визирь меня ненавидит, и я не сомневаюсь, что он сочтет роль учителя значительно ниже своего достоинства.

– Абдул-Меджид считает значительно ниже своего достоинства любую роль, кроме роли главного визиря, – ответил Кадар. – Более того, я уверен, что он считает себя выше меня.

– За что ты его не любишь?

Он ответил не сразу, а когда ответил, его слова оказались намеренно двусмысленными.

– У него… очень традиционные, даже устаревшие взгляды.

– Как и взгляды многих твоих подданных, многих из тех, с кем ты на прошлой неделе разговаривал в оазисе. Однако ты не был с ними так… так… – Констанс прервала себя. – Я лезу не в свое дело.

– Нет-нет, ничего.

Ах, напрасно он произнес последние слова! Констанс поспешила ухватиться за них.

– Тогда расскажи, за что ты его так не любишь, – велела она. – Он очень влиятельный человек, из него вышел бы превосходный союзник, однако ты почти не пытаешься искать его общества.

– Абдул-Меджид, – мрачно ответил Кадар, – заботится только о привилегиях и положении. В погоне за властью он готов пожертвовать своими самыми близкими людьми. Вот в чем источник моей антипатии.

– Готов пожертвовать или пожертвовал?

– Пожертвовал. Своей дочерью, если хочешь знать. – Он уже не помнил ее лица. Не помнил, какого цвета были у нее глаза. Кадар зажмурился, отчаянно пытаясь вызвать в памяти ее образ, но все заволокло туманом. Он почувствовал себя предателем. – Вот теперь я больше не желаю разговаривать на эту тему. – Он встал и направился к лестнице, намереваясь поискать убежище в библиотеке.