Онлайн книга «Напиши себе некролог»
Глава первая
30 мая 1871 года, воскресенье
Дверь в кабинет приоткрылась: – Можно? Яблочков, продолжая скрипеть пером, кивнул. – Господин Крутилин? – уточнил вошедший. Арсений Иванович мотнул головой: – Нет его и сегодня не будет. Неприсутственный день. – Но табличка… – Я его замещаю. Чиновник для поручений Яблочков, – отрекомендовался Арсений Иванович, отложил перо и, взглянув на посетителя, с ходу составил словесный портрет: глаза синие, нос прямой, продолговатое лицо усыпано веснушками, редкие седые волосы зачесаны, дабы замаскировать проплешины. Возраст – чуть меньше сорока, одет в черный фрак тонкого сукна с обтянутыми тканью по последней моде пуговицами, на ногах – лакированные ботинки с серым суконным верхом, в левой руке – массивная трость, в правой – цилиндр, атласный галстук заколот булавкой с бриллиантом. Кто же перед ним? Аристократ? Если судить по внешности, то несомненно. Но аристократ дверь кабинета начальника сыскной полиции распахнул бы ногой. И разговаривал бы через губу. А этот заискивает… Значит, купец. Причем не из наших, неправославный. Наши по старинке предпочитают носить бороды и армяки. Немец, поляк? Посетитель, будто услышав размышления Арсения Ивановича, подал визитную карточку. «Тейтельбаум Григорий Михайлович, купец первой гильдии, собственные лавки готового платья в Гостином дворе и Пассаже», – прочел Яблочков и похвалил себя: «И что купец угадал, и что пруссак!» Начинающий сыщик постоянно упражнялся в умении с ходу определять сословную принадлежность, род занятий и национальность, и сие умение все чаще ему пригождалось. – Крутилина точно не будет? – еще раз уточнил посетитель, пристраивая летнее светло-кофейного цвета пальто на крючок вешалки. – Точно. К семье укатил, на дачу. – Мы тоже на днях переехали. Кто мог подумать, что вернутся холода? Вчера такая жара стояла, а сегодня – четыре градуса по Реомюру [1]! Брр! Просто неслыханно. Потому Беллочка и отправила меня за шубами. Цельсия. – Белочка? – удивился Яблочков. – Жена. Арсений Иванович усмехнулся. Какими только прозвищами не называют друг друга супруги: заинька, рыбонька. А покойный генерал-майор Ефимов-Ольский и вовсе откликался на верблюжонка. Тейтельбаум тем временем продолжал объяснять причину своего появления в сыскной: – …вхожу, а вещи по полу раскиданы. Обокрали меня, обокрали! Яблочков, услышав про кражу, встрепенулся: – Простите, отвлекся. У вас дачу обокрали? Если дачу, то посетитель ехал в сыскную напрасно, ему следует обратиться в уездную полицию [2]. – Нет, городскую квартиру. – Понятно, – вздохнул Арсений Иванович. – Наружную полицию вызвали? – Нет. Сразу к вам. То бишь к Крутилину. – Сперва надобно в участок. А вот ежели не справятся… – Зная нашего пристава, уверен, что не справятся. Лентяй и тупица, в собственном глазу бревна не увидит. А тем временем дети будут мерзнуть. И Беллочка тоже. Шубы нужны срочно. Конечно, я мог бы купить новые. Но тогда Беллочка догадается, что нас ограбили. А у нее больное сердце. – Сочувствую. Но мы – не волшебники, – Яблочков широко развел руками для убедительности. – Потребуется время. Неделя, а то и больше. Очень надеюсь, что жара к тому времени вернется. И, значит, шубы вам будут не нужны. – Как так неделя? Говорят, Иван Дмитриевич возвращает вещи в день обращения. – Кто говорит? – Один мой клиент. – Такое случается. Но редко. Очень редко. Вашему клиенту крупно повезло. Думаю, что вор, обокравший его квартиру, был уже изловлен. – И что прикажете делать? – Ехать в участок. Тейтельбаум встал, подошел к вешалке, снял пальто. Но сразу повесил обратно. – Простите, я ведь главное не сказал, – хлопнул он себя ладонью по голове. – Я готов заплатить за хлопоты. Назовите цену. Яблочков призадумался: Тейтельбаум сообщил, что переехал на дачу недавно, следовательно, ограбление произошло только что, а значит, имелся шанс, и неплохой, отыскать свидетелей. Наверняка дворники или соседи видели, как преступники выносили вещи. Кто-то из них мог даже их внешность запомнить. Если фотопортреты найдутся в картотеке – дело, считай, раскрыто. Сколько же запросить денег? Пять, десять? – Пятнадцать, – выдохнул Арсений Иванович. – Тысяч? – округлились глаза у Тейтельбаума. – Что вы? – улыбнулся Яблочков. – Рублей, пятнадцать рублей. – Я заплачу пятьдесят, если шубы вернете сегодня. – Хорошо, сделаю, что смогу. Но обещать не могу. Итак, приступим. Когда вы переехали? – Позавчера. Собирались еще в середине мая, но все время стояли холода, потеплело только во вторник. И мы с Беллочкой решили, что пора. – Вчера в квартиру не заезжали? – В субботу? Шутить изволите? – Простите, не понял, – признался Яблочков. – Священный для иудеев день. – Так вы еврей? – Да, – с вызовом ответил Тейтельбаум. – Подданный Его Императорского Величества. А у вас что – предубеждение к нам? – Нет, – покачал головой Яблочков. Как же он так опростоволосился? Решил, что пруссак, а оказалось – еврей. – Просто вы не похожи. Я думал, евреи все чернявые, с бородой и в шапочке… – Чернявые отнюдь не все. А от бороды с кипой пришлось отказаться, иначе покупатели обходили бы мою лавку стороной. Евреев в столице пока не жалуют. – Что ж! – привстал Арсений Иванович. – Поехали смотреть квартиру. Тейтельбаумы проживали в Большой Коломне, в доходном доме на Офицерской [3], двадцать девять, рядом с Литовским замком [4]. – Почему здесь? – удивился Яблочков. – У вас ведь лавки на Невском. – Потому что здесь поселились мои единоверцы, первые переехавшие в Петербург. Видите ли, наш народ уже две тысячи лет рассеян по свету. И везде к нам относятся неважно. Поджоги, убийства, погромы – обычное дело что в Европе, что в Османской империи. Потому мы и держимся вместе, кагалом. Чтобы дать отпор. |