Онлайн книга «Бумажный зверинец (сборник) »
Но другого выбора у меня не было. Все технические специалисты, которые вроде меня не являлись американцами, чувствовали, что наша обязанность состоит в участии в программах взаимного культурного обогащения в школе – рассказать другим все, что только возможно. – Все камешки выглядят одинаково, – сказал Бобби, – и они не двигаются. Они какие-то скучные. – А какая игра тебе нравится? – спросил я. – Защитник от астероидов! – ответил Эрик. – Вот это классная игра. Там тебе нужно спасти мир. – Я имею в виду не компьютерную игру. Бобби пожал плечами: – Шахматы, наверное. Мне нравится королева. Она такая мощная и отличается от всех остальных. Настоящая героиня. – Шахматы – это игра коротких стычек, – сказал я. – Охват го намного шире. Здесь разворачиваются целые сражения. – В го нет никаких героев, – упрямо твердил Бобби. И я не знал, что ему ответить. * * * В Кагосиме негде было остановиться, поэтому все спали вдоль дороги в космопорт. На горизонте мы видели огромные серебряные эвакуационные корабли, сияющие на солнце. Папа объяснил, что фрагменты, отколовшиеся от Молота, направлялись к Марсу и Луне, поэтому кораблям придется вывозить нас дальше в открытый космос, где мы окажемся в полной безопасности. – Я хотел бы сесть у окна, – сказал я, представляя, как вокруг будут проплывать звезды. – Ты должен уступить место у окна тем, кто младше тебя, – ответил папа. – Помни, что мы все должны чем-то жертвовать, чтобы выжить. Мы сложили стену из наших чемоданов и завесили их тканью, чтобы хоть как-то защититься от ветра и солнца. Ежедневно к нам наведывались представители властей, чтобы раздать припасы и убедиться, что все хорошо. – Сохраняйте спокойствие, – говорили они. – Мы знаем, что эвакуация движется очень медленно, но делаем все, что можем. Мест хватит всем. Мы сохраняли спокойствие. Днем некоторые матери стали организованно проводить с детьми занятия, а отцы определили систему приоритетов, чтобы семьи с престарелыми родителями и маленькими детьми могли первыми подняться на борт, когда корабли будут наконец готовы. Через четыре дня томительного ожидания заверения государственных представителей уже не звучали убедительно. Поползли слухи. – Это корабли. С ними что-то не так. – Строители наврали правительству, когда говорили, что все готово. Ничего не готово, и теперь премьер-министр просто боится признать правду. – Я слышал, что готов всего один корабль, и на нем улетят только несколько сотен самых важных людей. Другие корабли – всего лишь пустые оболочки для отвода глаз. – Они надеются, что американцы передумают и построят больше кораблей для своих союзников вроде нас. Мама подошла к папе и прошептала что-то ему на ухо. Тот покачал головой и остановил ее. – Не говори так. – Но ради Хирото… – Нет! – Я никогда не видел папу таким злым. Он сделал паузу, проглатывая ком в горле. – Мы должны доверять друг другу и надеяться на премьер-министра и вооруженные силы. Мама выглядела расстроенной. Я дотянулся и взял ее за руку. – Я не боюсь, – сказал я. – И это правильно, – сказал папа с облегчением, – нам нечего бояться. Он взял меня на руки. Мне стало неловко, потому что он не делал этого с тех пор, как я был совсем маленьким. Папа показал на толпу тысяч и тысяч людей, стоявших вплотную друг к другу, насколько хватало глаз. – Посмотри, сколько нас: бабушки, молодые отцы, старшие сестры, меньшие братья. Если мы все начнем паниковать и распространять слухи, то станем эгоистичными и неправыми. И многие люди пострадают. Мы должны знать свое место и всегда помнить, что есть более важные проблемы. * * * Мы с Минди медленно предавались любви. Мне нравилось вдыхать запах ее темных кудрявых волос: роскошных, теплых, щекотавших нос как море, словно свежая соль. Потом мы лежали рука об руку, уставившись на мой потолочный монитор. Там проигрывался зацикленный мною вид гаснущего звездного неба. Минди работала в навигации и записывала для меня видеопотоки высокого качества прямо из кабины экипажа. Мне нравилось представлять, что это большой световой люк и мы лежим под самыми звездами. Я знал, что другие любят смотреть на своих мониторах фотографии и видео старой Земли, но на меня они производили удручающее впечатление. – Как сказать «звезда» по-японски? – спросила Минди. – Хоси, – ответил я. – А как сказать «гость»? – Окиакусан. – Получается, мы хоси окиакусан? Звездные гости? – Нет, так это не работает, – ответил я. Минди любит петь, поэтому ей нравится, как звучат другие языки. – Тяжело услышать музыку за теми словами, значения которых ты не знаешь, – однажды сказала она мне. Родным языком Минди был испанский, но она помнила его еще меньше, чем я японский. Часто она выспрашивала у меня японские слова и вплетала их в свои песни. Я пытался составлять для нее поэтические фразы, но, думаю, что не преуспел в этом. – Вареваре ха, хоси но айда ни кияки ни ките. Мы пришли, чтобы стать гостями среди звезд. – Есть тысячи способов составить фразу, – говорил папа, – каждый подходит для своей определенной цели. Он говорил мне, что наш язык полон нюансов и мягкой грации, каждое предложение могло быть поэмой. Язык таил в себе секреты, невысказанные слова были настолько же значимы, насколько и высказанные, контекст скрывался в контексте, слой накладывался за слоем, как сталь в самурайских мечах. Мне хотелось, чтобы папа был рядом, и я бы спросил его: «Как сказать "Я скучаю по тебе" в контексте, подходящем для моего двадцатипятилетия, когда я последний оставшийся в живых представитель своего народа?» – Моей сестре очень нравились эти японские комиксы. Манга. Минди, как и я, сирота. Поэтому мы и сблизились с такой легкостью. – Ты помнишь что-нибудь о ней? – Практически нет. Мне было пять или около того, когда я поднялась на этот корабль. А до этого помню только стрельбу повсюду и как мы прячемся в темноте, потом бежим, плачем, воруем еду. Она всегда была рядом и читала мангу, чтобы я не плакала. А потом… Я смотрел это видео только один раз. С нашей высокой орбиты сине-белый мраморный шарик, наша Земля, вздрогнул на секунду от удара астероида, а потом всколыхнулись тихие волны, разносившие разрушения по всему свету. Я притянул ее к себе и легонько поцеловал в лоб – поцелуй успокоения. |