Онлайн книга «И в печали, и в радости »
|
Он вспоминал этот длинный день и слушал, как она безвольно шагала за его спиной. И тут боковым зрением он увидел конец черной полосы, потому что они проходили мимо забора с надписью: «Ленина 1/2». – Ленина – это туда! Они пошлепали по месиву, в которое ливень превратил сельскую улицу. Хорошо хоть кое-где фонари освещали путь. – Как же мне понадобились бы сейчас мои резиновые сапожки! Вот по таким «дорогам» в них нужно ходить! – захныкала она. Дом номер четырнадцать, номер шестнадцать… – Наверное, нам сюда, – неуверенно сказал Юра. На калитке не было надписей. По логике, здесь – Ленина, восемнадцать. От калитки в глубь двора вела длинная грязная полоса, в прошлом – тропинка. Они потопали по ней. Впереди показалось низкое темное строение. – Юра, что мы ищем? – Качели. Я их вижу! Иди сюда! Они подошли к длинной доске, цепями подвешенной к дереву. Ему было неудобно наклоняться – с Мишей за спиной, – и он попросил ее поднять все кирпичи под качелями. Подсветил ей мобильным, и под одним из камней она нашла ключ, радостно подняв его вверх. Что бы ни было в этом строении, но оно – под крышей. Она подошла к дому, он заметил, что клеенка уже даже не прикрывает ей голову. Маричка, казалось, не обращала на это внимания. Но то, что игнорировал мозг, показывали руки – они не хотели слушаться и проворачивать ключ. Она пыхтела и дышала на пальцы. Он отодвинул ее, нажал на ключ, тот провернулся, и в замке щелкнуло. Они стояли посреди темной комнаты очень старого дома. Он подсветил телефоном: комнату разделяло глиняное сооружение, видимо печь. Что за ней – он не видел. Там был совершенно черный угол. Кажется, в комнате всего два окна, и очень маленькие. Оба – возле входа. Но они слабо помогали, свет месяца с трудом пробивался сквозь облака. – Похоже на мазанку, – сказала она, притрагиваясь к глиняной стене. – Когда-то давно это был настоящий дом. Сколько ему? – Мне все равно, главное – здесь крыша не дырявая. Я поищу дрова, а ты возьми ребенка. Он снял с себя Мишу. Как ни странно, тот не спал, хотя и бодрствующим его тоже назвать было нельзя. Он был в полудреме. Юра пошел в сени, нашел там сухие дрова и одеяло. Вернулся и застал их в таком же состоянии – Маричка ощупывала стены, ребенок завороженно смотрел то ли на нее, то ли в себя. – Это в сенях лежало, – ткнул он ей одеяла. Он начал разводить огонь в глиняной печи. Она, подсвечивая мобильным, пошла в черный угол, за печь, и нашла там кровать. – Юра, здорово, это же груба! – крикнула она оттуда. – Что? – Это стена-печь, она, видишь, какая толстая, – ты с другой стороны в ней огонь разводишь. Она сейчас нагреется, и можно будет Мишу положить рядом, а она будет всю ночь тепло хранить. Если ты, конечно, разведешь… – Разведу. Сонный и мокрый, Миша молча стоял, опираясь на табурет, и ждал тепла от печи. Юра в который раз поблагодарил Бога за такого ребенка и попросил, чтобы это путешествие не обернулось для него ничем, кроме насморка. Он слышал, как Маричка копошится за печкой с одеялами. – Оно одно! – Что? Она вернулась к ним. Сняла ветровку. – В сухом остатке у нас одно большое и толстое одеяло. Там кровать, под грубой. Я нашла две подушки, под ними – шерстяные покрывала и одна простыня. Покрывала надо постелить под простыню, чтобы мягко было. Но с меня капает! И я не могу стянуть с себя этот противный свитер! – захныкала она. Он посмотрел на нее и на лужу под ней. Она насквозь промокла и, как оказалось, была совершенно не готова к таким погодным условиям. Шерстяной свитер, джинсы, тряпичные кроссовки. Все намокло, набрало вес и прилипло к телу. Юра боялся, что если она в этом вернется к постели, то намокнет последняя надежда на сухую ночь. – Все, что во мне замерзло, теперь оттаяло и стало таким противным, – причитала она. Юра встал и осмотрелся. Свет огня наполнил половину комнаты, и он увидел мебель. Собрал имевшиеся в доме стулья, выставил их перед разведенным огнем. Туда же придвинул стол. – Что ты делаешь? – спросила она. – На этом будем сушить вещи. Давай Мишку сначала разденем. Они вместе раздели его, у малого были сухие носки, колготки и футболка. Юра посадил его на стул, снял с себя толстовку и футболку. Все было мокрым. Поежился. В доме было холодно. – Держи его поближе к огню, – сказал он и пошел стелить постель, держа в зубах мобильный. Тут было очень темно, и он надеялся, что крысы уже разбежались. Они наверняка тут были. Он дотронулся до стены, которую она назвала грубой. Действительно, она нагревалась. Он положил под нее Мишу. Малыш уже совсем не сопротивлялся, и Юра немного успокоился. Подошел к Маричке, взял ее за края свитера, и с того сразу потекла вода. – Упирайся! – скомандовал он. С трудом, но он освободил ее из шерстяного капкана. Нужно будет пересмотреть ее гардероб и запретить выезжать в такие поездки без походной одежды. Он повесил ее свитер. Снял с себя кроссовки. Да уж, непромокаемые… Он повесил мокрые носки, снял пояс с брюк. – Ты вообще раздеваешься? – спросила она. – Ищу на себе что-то сухое. Трусы! – радостно объявил он. – Сейчас я тебе помогу, подожди секунду. Юра вывесил свои вещи, вернулся к ней. Наклонился и стал расшнуровывать кроссовки. – Не предлагаю тебе сесть, потому что ты все намочишь. Держись за меня, иначе я не стяну с тебя кроссовок. Она уперлась в его плечи. Обувь разбухла и снималась так же тяжело, как и свитер. * * * Я: Я стояла босой ногой на холодном полу и думала, в какой момент Юру останавливать. – Все равно холодно в доме, – сказала я. – Да, комната, наверное, не скоро нагреется. И на всю ночь дров не хватит. Юра отвлекся от меня и подошел к кровати. Стал ощупывать стену возле Миши. Вернулся с победной улыбкой. – Я не ошибся! Она нагревается. – Он перешел на шепот, чтобы не разбудить Мишу. – Хотя бы здесь будет тепло. И мы будем греть его. Он подошел ко мне, не видя меня. А я отчетливо видела, что перед ним – незаконченное дело, и он знал, что с меня еще нужно стащить джинсы, футболку и… Но мыслями он был где-то в другом месте. Конечно, его ребенок сейчас может подхватить воспаление легких, но могу ли я надеяться, что отцовские чувства позволят ему не реагировать на меня голую? Может, если не акцентировать на этом внимание, как, например, на нудистском пляже, то я вовсе и не голая буду, а так, человек другого пола? Юра же врач, он сможет так меня воспринимать? Несколько месяцев назад я бы в это верила. – Я подсохну так, в одежде, возле печи, а потом лягу спать. А ты будешь греть Мишу… |