Онлайн книга «Нюансеры»
|
– Вас угостить? Ашот спрятал нос в ворот тулупа. Партия в шахматы продолжалась, новый ход следовало обмозговать. – Спасибо, не откажусь, – повторил он. – Это не повредит делу? – Ни в коей мере. Что вы курите? – «Императорские», семидесятку. Сегодня купил у братьев Кальфа. – Нет, «Императорских» не надо. Вы курѝте, я не буду. – Есть «Ферезли», с собой привёз. Они легче. – «Ферезли»? Вы и мёртвого уговорите. «Императорские» не годятся, отметил Алексеев, поднося Ваграмяну спичку. Годятся «Ферезли». Курить надо на балконе, именно сейчас. – На что гадаем? – спросил он, затянувшись. – На кого? – Гадаем? – Меня уже просветили. Детали, мелочи, нюансы. Сочетание пустяков. От перестановки слагаемых всё меняется. Раз, и будущее – открытая книга. – О чём вы? – Не надо, Ашот Каренович. Система Заикиной, я в курсе. Я одного не понимаю: вам-то зачем? Выгнали меня на мороз... Что хотите узнать? О ком? О себе, обо мне? – Гадаем, значит. Сапожник рассмеялся. Алексеева пронзило острое как нож подозрение: «Неужели я ошибся спектаклем? Подал не ту реплику, что прописана в тексте?» Смех Ваграмяна звучал грустно, но вовсе необидно. – Ни о себе, Константин Сергеевич, ни о вас. О Волжско-Камском банке. Слыхали про ограбление? – Да. Он действительно слыхал – в табачной лавке приказчик делился новостью с пышногрудой купчихой, заглянувшей взять папиросных гильз. Купчиха ахала, охала, хлопала ресницами. Алексеев ещё отметил, что фанфарон-приказчик вываливает на прилавок такие зубодробительные подробности, какие могут родиться лишь в мозгу, воспалённом страстью. – Я мимо ехал, когда их грабили. Извозчик решил, что они присягу принимают... – Присягу? Вы не могли бы... – Что именно вас интересует? – Как звали извозчика? Извините, это я зря. Откуда вам знать? – Действительно, откуда? Его фамилия – Черкасский. Имени не сказал. Фельдфебель в отставке, из кантонистов. Двенадцатый драгунский полк... – Константин Сергеевич! Вы просто кладезь полезных сведений! Значит, Черкасский, из кантонистов. А почему вы решили, что в банке принимают присягу? – Это не я, это извозчик так решил. Они руки подняли, в окне было видно. Вот ему и примерещилось... – Мерин или кобыла? – Что, простите? В смысле, кто? – Кто сани тянул: мерин или кобыла? – Кобыла. – Масть? – Гнедая. – Сколько вы ему заплатили? Три гривенника? – Два с пятаком. – Во что был одет извозчик? – Синий армяк. На заду – складки. Лохматый треух, весь в снегу. – Полость в санях медвежья? – Овчина. – Когда вы ехали, мимо конка не проезжала? – Проезжала. Возле музыкального училища. Еле разминулись... – Большое вам спасибо! Вы даже не представляете, как вы нам помогли! Нам, повторил Алексеев. Кому это – нам? – Ну так что, Ашот Каренович? Кобыла, присяга, конка... Перекур на балконе. Ограбление банка. Карты сложились? Кого хороним, кому славу поём?! – Уже похоронили, Константин Сергеевич. – Кого? – Лаврика Иосифа Кондратьевича, правнука Заикиной. При ограблении банка застрелили бедолагу. Совсем молодой был, ещё жить бы да жить... «Оську жалко, – услышал Алексеев в вое метели, – Осеньку. Пропадёт без меня...» – Царствие небесное безвинно убиенному, – он перекрестился. – Но кобыла тут при чём? Овчина? Они что, из гроба его поднимут? Сапожник щелчком отправил окурок за перила, в ночь. – Холодно, – Ваграмян передёрнул плечами. – Идите в дом, согрейтесь. Водки выпейте, дело хорошее. – А вы? – А я к себе пойду. На сегодня шабаш, отдыхаем. 3 «При чём здесь фонарь?» – Знакома ли вам, милостивые государи, четвертая мужская гимназия? – Это которая на Марьинской? – Да. – Бывший дом баронессы Унгерн-Штенберг? – Да! – Где инспектором статский советник Максимович? – Да! – Нет, не имеем удовольствия знать. – А знакома ли вам греческая хлебная за два дома от гимназии? – Хлебная? – Да! – Хлебная Багдасаряна? – Да!!! – Ну, кто же не знает хлебную Багдасаряна! М-м, какие там калачи... Хлеб всегда выигрывает у наук, это подтвердит любой. Сталь же выигрывает у всех, включая золото. Семья Багдасарянов перебралась в губернский город Х из Западной Армении, стенавшей в те годы под железной пятой султана Абдул-Азиза – точнее, под пятами великих визирей Али-паши и Фуад-паши, ибочастые нервные расстройства мешали султану заниматься делами. В честь приезда беженцев переулок Короткий, как шутили бессердечные обыватели, назвали Армянским. От переименования он не стал длиннее – два жалких дома по нечётной стороне – но в «Памятной книжке губернии», в сведениях о численности населения, поминается один мужчина армяно-григорианского вероисповедания, проживавший в городе. Один? Канцеляристы ошиблись. Вы же понимаете, что если в городе есть хотя бы один Багдасарян, то он не один? Это могло бы послужить отличным названием для романа господина Жюля Верна: «Багдасарян не должен быть один»! Шутки шутками, но многие любопытствовали: каким таким чудесным образом Багдасаряны сумели выбраться сперва из горящего Зейтуна, а затем из полыхающего Муша, сохранив имущество, деньги, а главное, величайшую драгоценность – жизнь? Какой добрый гений спас их от кровожадных османов, зверски подавлявших восстания армян? Какая удача привела несчастных в тихую гавань? Наверное, Бог оглянулся. Так или иначе, фортуна продолжала сопутствовать Багдасарянам. На новом месте они обустроились без лишних хлопот. Сняли жильё, открыли пекарню, а там, спустя несколько лет, и хлебную. Хлебная вызвала кривотолки: «Почему греческая? Откуда взялись греки?!» Брат присоветовал, отмахивался глава семейства. Велел: пусть будет греческая. Не спорить же с братом? Действительно, с Багдасаряном приехал его двоюродный брат Ашот Ваграмян – сирота, он еще ребёнком потерял родителей и пригрелся в гнезде старшего родственника. – Чому? – спросил Багдасаряна сосед, цирюльник Сирко. |