Онлайн книга «Нюансеры»
|
– Я душевно извиняюсь... А кто вы такой будете? Открывать дверь женщина не спешила. – Барышников Михаил Николаевич. Я в товариществе служу, Константин Сергеевич у нас директорствует... Щёлкнуло, лязгнуло, брякнуло. Дверь приоткрылась на пару вершков, удерживаемая крепкой цепочкой. В щели блеснул недоверчивый глаз, упёрся в Мишину грудь. Тусклый свет двух газовых рожков падал на незваного гостя со спины и сбоку – лица толком не разглядеть. Миша мог бы отступить назад, позволив свету упасть на его небритую физиономию, но нарочно не стал этого делать. Хватит с него подозрительных взглядов в «Гранд-Отеле». Пусть лучше женщина слышит, чем видит: в гостинице только проворный язык Клёста и выручил. Возвращаясь с базара, он припомнил, как фраер упоминал «Гранд-Отель». Мол, хотел там остановиться, да водопровод прорвало, номера затопило. Может, уже починили? Может, бес в свой чёртов «гранд» переехал? Снедаемый зудом нетерпения, Клёст поспешил в заветный «Гранд-Отель». На ходу он доедал пирожки: откусывал с большой осторожностью, каждый кусок придирчиво рассматривал. Слава богу, тараканы больше не попадались. Швейцар помедлил, насупил брови, но снизошёл – открыл перед Мишей дверь. Портье за стойкой воззрился на Мишу с таким подозрением, что оно звенело в воздухе, словно рой комаров. – Желаете номер? – Нет, не желаю. Мне нужно встретиться с вашим постояльцем. – Он назначил вам встречу? – Увы, нет. Но я служу в его товариществе, и у меня к нему важное дело. Уверен, он будет благодарен, если вы меня к нему направите. – Что же это за постоялец? Генерал Любомиров? Действительный статский советник Мещеряков? Портье насмешничал и не скрывал этого. Щёки Миши от ярости вспыхнули двумя кострами, пальцы стиснули в кармане рукоятку «француза». «Я Миша Клёст, бью...» Чудом сдержался, и даже голос его не подвёл. – Увы, я птица иного полёта, – сокрушенно вздохнул он. – Мне нужен Алексеев Константин Сергеевич, из товарищества «Владимир Алексеев». – А кем вы, если не секрет, служите? – Торговый агент. Вы должны знать Константина Сергеевича, он говорил, что часто у вас останавливается... Миша блефовал – и сорвал куш. Лёд в глазах цербера подтаял, но настороженность осталась. – Да, Константин Сергеевич наш частый гость. И какое у вас к нему дело? – Говорю же: я торговый агент, договорился о важной сделке. Нужно одобрение начальства, иначе сорвется. Очень вас прошу... – Что ж вы, сударь, в таком-то виде на деловую встречу заявились? Портье с осуждением качал головой. Сбоку от стойки размещалось ростовое зеркало: венецианское стекло в золочёной резной раме. Миша глянул: батюшки-светы! Варнак, каторжанин: небрит, щёки горят, глаза запали... А пальто? А брюки?! У Никифоровны казалось, отчистил, а тут, при ярком свете электрической люстры... – Простите великодушно, я только с поезда, двое суток на ногах. Ещё карета «Скорой помощи» у базара застряла, – Клёст с покаянным видом развёл руками. – Помогал вытащить, измазался. Портье заметно смягчился: – И рад бы проводить вас к Алексееву, но он у нас не проживает. – Как – не проживает?! – Увы, скверная коллизия вышла: водопровод прорвало. Константин Сергеевич хотел заселиться, но номеров пригодных не осталось... Досадуя, что зря потратил драгоценное время, Миша уже развернулся уходить, но его догнал подарок судьбы: – Он нам адресок свой оставил. На случай, если номер появится. Вам записать? – Да, конечно! Буду вам премного благодарен! Портье зашелестел бумажками на конторке, обмакнул в чернильницу ручку с золотым пером. – Если вас не затруднит, господин агент, передайте Константину Сергеевичу, что номер для него готов. Ждём его с нетерпением. – Непременно передам! Сразу по адресу он не пошёл. Сыскал одёжную мастерскую, заказал чистку пальто. Нельзя в таком виде по городу ходить! Верхняя одежда приличная, а вся в грязи. Нехорошо, подозрительно. В глаза бросается. Никак нельзя так ходить! – Завтра к полудню будет готово. – Мне срочно! Чем скорее, тем лучше. – Быстро, сударь, только кошки родятся. – У меня при себе нет другого пальто! В чём я домой пойду? Плачу полторы цены. – Две. Миша сунул руку под пиджак, сжал рукоять «француза», сунутого за пояс. Хорошо, заранее перепрятал. Оставил бы в пальто, была бы драма. Сжал, отпустил, улыбнулся: – Ладно, изверг, две. – Присядьте, подождите. Ждать пришлось долго. На дворе стемнело, когда Клёст, расплатившись, вышел из мастерской. Оно и хорошо, что сумерки. Меньше подозрений. Побриться бы ещё... Он хотел зайти в цирюльню – вон, и окна горят! – но лихорадочное возбуждение гнало Мишу вперёд. Он в шаге от цели! Сегодня же избавиться от мерзкого кошмара – и уехать из этого про̀клятого города, поставить крест на последнем деле! Да, последнем! Нечего скалиться из-за плеча, бес! Посмотрим, чья возьмёт. Вот эта улица, вот этот дом. Вот эта барышня, и лестница, воняющая кошками, и квартира на четвёртом этаже... – ...я душевно... – Извиняюсь, – выдохнул Миша, начиная закипать. – …по какому, вы сказали, делу к Константину Сергеевичу? – По торговому. – А именно? – Сделку надо утвердить. – И без Константина Сергеевича никак? – Никак. Дверь захлопнулась. «Поговорили!» – злобно подумал Клёст, но тут в квартире ещё раз лязгнуло, и дверь с гостеприимством распахнулась. Из-за спины тётки, закутанной в тёплую шаль, как капустная кочерыжка – в листья, с любопытством выглядывала женщина помоложе. Внешнее сходство криком кричало: дочь. – Заходите, милости просим! Выпьете с нами чаю, а там, глядишь, и Константин Сергеевич вернутся. – Его что, нет дома? – По делам ушёл. Да вы заходите, не стесняйтесь! Он скоро будет. – Откуда вы знаете, что скоро? – Так ведь время позднее! В такое время только дома сидеть... – Благодарю, – Миша церемонно поклонился. – Я лучше завтра приду, с утра. Моё дело до утра терпит. А Константин Сергеевич, небось, усталый вернётся. Отдохнуть захочет, а тут я с торговлей. Спокойной вам ночи... Спускаясь по лестнице, он слышал, как наверху щёлкают, брякают замкѝ и цепочки. Они щёлкали, а Миша вёл тайный разговор с бесом. В городе ты, бес, никуда не делся, слава богу. Гуляешь? Честных христиан с пути сбиваешь?! Гуляй до поры, а потом в тартарары̀. Хорошо, что тебя дома не оказалось, дружок. Пришлось бы тогда валить и тебя, и старуху-процентщицу, как студент Раскольников в криминальном романе Достоевского, и дочку её, как это сделал раскольник[1] Герасим Чистов, прототип студента, зарубивший топором сразу двоих женщин. Я тебе, чёртово отродье, не Раскольников, и уж точно не Чистов – пережил бы как-нибудь без особых терзаний. Но лишний грех на душу брать не хочу. |