Онлайн книга «Голубое сало»
|
– Ишь, золотопогонники! Нет чтоб штык – по-простому! – затосковал Зажогин, и кровь, запертая ранее лезвием кортика, хлынула ему в легкие. – Жидкость поперек горла прет! – доложил он Бубнову, кашляя. – Попрощаться не даст! – А ты глазами попрощайся, браток! – обнял его Бубнов. Зажогин собрался, чтобы изо всех сил посмотреть в глаза машинисту, но неожиданно посмотрел сквозь них – в неземное пространство – и умер. Бубнов поднял белогвардейскую фуражку и положил на лицо кромсальщика. “И голос у него непролетарский, и голова ковригой, а умер как Марат!” – сурово подумал Бубнов и спрыгнул с ломтевоза. Вокруг в сумерках умирали покалеченные белые. Бубнов не стал их добивать, а пошел отвязывать инвалидов. Но резкое торможение погубило их тоже: проволока слишком глубоко вошла в тела привязанных, перерезав важные вены. Инвалиды умирали в полусне, поливая дымящейся кровью молчаливое железо, не поблагодарившее их за помощь. – С кем же я победу разделю?! – осерчал Бубнов на безногих. – Вы же не белой кости, чтобы так сломаться легко! Сзади из темноты высунулась рука и приложила серп к горлу машиниста, собираясь срезать его, как переросший колос. – Отойди от ломтевоза! – приказал голос. Бубнов попятился назад – туда, где нагретая земля отдыхала от слепого солнца. – Теперь стой! – скомандовал голос. Бубнов остановился. Какие-то угрюмые люди подбежали к ломтевозу, покопошились и кинулись прочь. Послышалось змеиное шипение бикфордова шнура. – Что ж вы делаете, гады? Это же народное добро! – закричал машинист голосом матери, безвозвратно теряющей ребенка. В ответ полыхнуло напряженное пламя, и куски ломтевоза полетели в степь. Бубнова и полуночников уложило волной на землю. – Белуга недобитая! – выплюнул песок изо рта Бубнов. – От горя совсем с ума спятили, холуи врангелевские! – Мы не белые, не кипятись! – ответили ему. – Бандиты, значит? – И не бандиты! – Тогда – из партии исключенные? – Мы не красные! – настаивал голос. – Стало быть – махновцы? – Мы не анархисты! Анархия – новый опиум для народа: Иисус Христос с маузером! – Да кто ж вы такие? – вконец осерчал Бубнов. – Мы дети природы! – объяснил притемненный человек. – Против машин воюем! За полное и безоговорочное освобождение от механического труда! Ты читать умеешь? – До революции не умел! – гордо ответил Бубнов. – Как рассветет, я тебе свою книгу дам – “Власть машин”. Там все написано. Моя фамилия Покревский. Сейчас испечем картошки, и я тебе все про машины словами расскажу. – Чего мне про машины слушать! Я с четырнадцати лет в депо обживаюсь! Все двигатели знаю! – А сути – не ведаешь! С машинами человек к мировому счастью никогда не придет! Они его обуржуазят и рабом самого себя сделают! Какой уж тут святой коммунизм, когда за тебя железо землю роет! Это подлость мировая! С ней воевать надо до костей! Порушим машины и ихними обломками себе в красный рай дорогу вымостим! – А пахать – опять на кобыле? – Не на кобыле, темный человек! На себе самих и пахать, и сеять, и скородить будем! – Это не по мне! – зевнул уставший ехать, убивать и разговаривать Бубнов. – Я в хомут сроду не полезу! А без ломтевозов – жить не могу! По колебанию ночного воздуха он понял, что люди переглянулись. – Убивать будете? Тогда уж быстро валяйте – я болеть не люблю! – Мы людей не трогаем! – ответили невидимые и скрылись. Бубнов лег на теплую землю и заснул. Ему приснилось что-то мучительно родное и огромное, от чего нечем заслониться, что нельзя убить, забыть или похоронить и с чем невозможно навсегда слиться, а можно только любить безответной любовью сироты. Потом это огромное и родное сжалось до сияющей водяной капли и капнуло ему на плечо. Бубнов проснулся. Солнце стояло в зените и глупо грело землю и лежащего на ней Бубнова. Кругом лежали куски взорванного ломтевоза. Рядом с ногами машиниста валялся несожженный ломоть буржуазной плоти, так и не превратившийся в пролетарский пар. Бубнов посмотрел на свое плечо и увидел в нем торец белогвардейской пули. “Зацепило все-таки! А я боялся богородицей небеременной остаться!” – весело подумал Бубнов и вытащил пулю из плеча. Черная кровь, скопившаяся под пулей, лениво потекла из раны. Бубнов поднял ломоть и приложил его к плечу. Надо было идти куда-то. “Дойду хоть до Житной! Там телеграмму в депо отстучат: ломтевоз взорвали антимашинные люди!” – подумал Бубнов. Он выбрался на полотно и двинулся по черным шпалам. На ходу Бубнов думал о новом ломтевозе, который, как конь седока, где-то в темном пространстве спокойно дожидается его. “Не буду же я теперь пехом по земле драть! – рассуждал машинист. – На ломтевозе жить интереснее. И думать медленно не надо, как во время ходьбы. Там за тебя механика думает железными мыслями”. Верст через шесть показалась Житная. Бубнов устал от скучной ходьбы и от прижимания буржуазного мяса к раненому плечу, поэтому не пошел на станцию, а стукнул в ворота самого первого двора: воды напиться. Ворота были не заперты. Бубнов вошел на двор. Лежащая на перегретой соломе собака сонно посмотрела на него. – Хозяин! – позвал Бубнов. – Чиво надо? – отозвался из сенного сарая женский голос. – Воды попить! – Чиво? Зайди, не слышу! Бубнов вошел в полупустой и полутемный сарай и с трудом разглядел невероятно толстую голую женщину, лежащую на сене и лузгающую семечки. – Воды, говорю, попить! – произнес Бубнов, удивляясь белым формам необычного человеческого существа. – Говори громче, чего пищишь, как комар! – посоветовала женщина. Бубнов шагнул вперед, чтобы крикнуть, и провалился в глубокий, клином сужающийся погреб, вырытый не для сохранения продуктов. Очнувшись, машинист глянул наверх. Толстая женщина внимательно смотрела на него. – Поживи здеся, – сказала она. – Ты что, вдовая? – спросил Бубнов, не понимая. – Я цельная, – ответила женщина и сплюнула шелуху. – У меня предписание. Меня люди ждут, – зашевелился на земляных комьях Бубнов. – Покажь! – Женщина бросила ему кузовок на веревке. Бубнов достал предписание, вложил в кузовок. Женщина подтянула кузовок к себе и долго читала предписание, шевеля толстыми губами. – Ничиво! – она спрятала предписание у себя между громадных ляжек. – Спи! Я на тебя типерь часто пялиться буду! Дубовая крышка захлопнулась над головой Бубнова. |