Книга Пари, страница 19 – Наталья Никольская

— Третий этаж, квартира девять.

Я поднялась на лифте и позвонила. Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти, в белоснежном накрахмеленном переднике.

— Здравствуйте, моя фамилия Вершинина, Иван Кузьмич ждет меня.

— Я вас провожу, Иван Кузьмич у себя в кабинете, — сказала она деловито, принимая у меня пальто.

Я прошла за ней по длинному широкому коридору мимо гостиной и столовой. Остановившись перед массивной дубовой дверью в кабинет, женщина, которую я определила как домработницу деликатно постучала в нее.

— Входите, — раздался из-за двери приятный баритон.

Домработница открыла дверь.

— Иван Кузьмич, к вам Вершинина, — сказала она плотному мужчине, чьи короткие волнистые волосы еще не были тронуты сединой, хотя ему можно было смело дать „полтинник“.

Коломиец вышел из-за стола мне навстречу.

— Пожалуйста, проходите, — слабо улыбнулся он и, повернувшись к домработнице, сказал, — Евгения Петровна, сделайте нам чаю.

Одну из стен кабинет Коломийца целиком занимали книжные полки, на которых, поблескивая позолотой переплетов, ровными рядами выстроились собрания сочинений русских и советских писателей-классиков. С ними соседствовали тома по истории, социологии, политике и разнообразные справочники.

По степени изношенности переплетов и обложек можно было судить о том, как часто та или иная книга бралась в руки. Если справочной литературой изредка пользовались, то остальные книги по новизне ничем не отличались от печатной продукции, выставленной на полках и в витринах книжных магазинов.

У противоположной стены стоял огромный дубовый стол с резными ножками, со старинным бронзовым прибором для письма. Рядом с ним покоились разложенные аккуратными стопочками бумаги.

— Присаживайтесь, — Коломиец указал на одно из черных кресел, входящих в „кожаный“ гарнитур, которым был обставлен его домашний кабинет.

— Вам даже поболеть как следует не удается, — посочувствовала я ему и понимающе улыбнулась.

— Вы не представляете себе, сколько приходиться работать! — пожаловался он и осторожно опустился в соседнее кресло.

— У вас замечательная библиотека, — польстила я ему.

— Вот только читать времени нет, — с сожалением в голосе сказал Коломиец, — все дела да хлопоты!

— Иван Кузьмич, я не собираюсь у вас отнимать много времени, — успокоила я его, — мне только нужно задать вам несколько вопросов.

— Ну что вы, что вы, я готов выслушать вас. — любезно отозвался Коломиец.

„Неужто я ему приглянулась?“ — с веселой иронией спросила я себя.

— Иван Кузьмич, — начала я, тщательно подбирая слова, и стараясь быть предельно деликатной, — это, конечно, дело внутрисемейное, но уж так случилось, что мне необходимо задать вам эти вопросы…

— Да вы не стесняйтесь, спрашивайте о чем угодно. — подбодрил меня Иван Кузьмич, довольный тем, что ему представился случай явить свое квази-монаршее благорасположение женщине, в которой видел не обычную просительницу, а вполне самостоятельную особу, зависящую от него постольку-поскольку, к тому же вызвавшую в нем интерес и симпатию.

Постучав, вошла Евгения Петровна с блестящим металлическим подносом, на котором стоял большой фарфоровый чайник, чашки, ваза с печеньем и конфетами и блюдо с фруктами.

— Угощайтесь, Валентина Андреевна, — Коломиец сам налил мне чаю и пододвинул вазу с печеньем.

Судя по цвету и аромату чай был очень хорош.

— Вы, конечно, знаете Чебакова? — спросила я, сделав небольшой глоток.

— Вячеслава Алексеевича? — уточнил Коломиец.

— Да, генерального директора акционерного общества „Жилстройиндустрия“.

— Конечно, знаю. А у него что, какие-то неприятности? — поинтересовался Иван Кузьмич.

— Мне об этом ничего неизвестно. Я хотела поговорить о его дочери и вашем сыне.

— А с ними что случилось? — оживился Коломиец.

— Почему обязательно что-то должно случиться, Иван Кузьмич? — я улыбнулась, — просто я интересуюсь их отношениями. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

— Знаю, что сейчас они отдыхают вместе, — он откусил кусочек печенья и запил его чаем.

— Вы ничего не имеете против этого? — поинтересовалась я.

— Я только — „за“. Светлана девушка умная, рассудительная, может сумеет образумить моего оболтуса.

— Они, что, собираются пожениться?

— Ничего бы не имел против, — ответил Коломиец, — но их, молодых сейчас не поймешь. То сходятся, то разбегаются.

— Да, вы правы, — поддержала я его, — у меня у самой сын, и хотя ему только двенадцать, он мне уже задает перца. — я рассмеялась.

Впрочем, и Коломиец расплылся в отечески благодушной улыбке.

— Маленькие детки — маленькие бедки, большие детки… — лукаво глядя на меня, привел мудрую поговорку Иван Кузьмич.

— Вы знали, что ваш Сергей был не единственным поклонником Светы Чебаковой и что она собиралась ехать с ним в Швецию?

Похоже это было новостью для Ивана Кузьмича. Он округлил и поднял брови, сделав недоуменную гримасу.

— Первый раз слышу.

— Так вот, этого юношу, Дмитрия Федорова, убили. Как раз это печальное обстоятельство и привело меня к вам.

— Какое это имеет ко мне отношение? — Коломиец напрягся.

— Это всего лишь одна из версий, сейчас мы выясняем кто мог быть заинтересован в его смерти.

— Во всяком случае не я, — отрезал Иван Кузьмич, — для меня он вообще не существовал.

— Об этом не идет и речи, — успокоила я его, — дело совсем в другом. Не секрет, что ваш сын является выгодной партией. Чебаковым, к примеру, был бы выгоден брак Сергея и Светланы.

— Я как то не думал об этом, но наверное вы правы. А что касается Вячеслава Алексеевича, то он вполне независимый и обеспеченный человек и, как мне кажется, довольно разборчив в средствах достижения своих целей.

— А вы не знаете про других подружек Сергея?

— Об этом вам лучше поговорить с моей женой, я просто не слежу за этим, — Иван Кузьмич взялся за чайник, — вам понравился чай?

— Чай замечательный, — похвалила я действительно чудесный напиток.

— Может быть чего-нибудь покрепче? — предложил Иван Кузьмич».

«Уж не преувеличила ли ты, Валя, силу своего обаяния?» — спросила себя Вершинина, пряча рукопись в ящик рабочего стола.

«Довольно трудный отрывок, да и разговор был не из легких. Верно ли я передала его атмосферу? Сможет ли читатель составить себе представление об Иване Кузьмиче по этому наброску? Правильно ли я определила его реакцию на мое сообщение об убийстве Федорова? Не лучше ли было бы вместо слова „напрягся“ употребить „насторожился“?