Книга Гузи-гузи, страница 14 – Наталья Никольская

— Я вам потом объясню, — Алискер заерзал на кресле.

— Ладно, — сказала Валандра, сдерживая негодование, — посадите его в кресло и сделайте ему крепкий сладкий кофе.

— Не надо кофе, ик, — резанул рукой воздух Толкушкин, — дайте слово молвить, ик.

— Ну, говори, говори, — Вершинина закурила.

— Кассета, которую все мы так долго искали, находится в грязных лапах начальника городской милиции, ик, вот! — он горделиво обвел взглядом всех присутствующих.

— Ты в этом уверен? — нахмурилась Вершинина.

— Ха-ха-ха, — драматически рассмеялся Толкушкин, — я не трезв, ик, но я, — он с трудом поднял руку и постучал пальцем себя по голове, — не дура-ик, не дурак.

— Что же, Андронов так все тебе и выложил? — с сомнением спросила Валандра.

— Тс-с-с, — Толкушкин приложил указательный палец к губам, — это строжайшая тайна, если-ик я раскрою ее, то моего лучшего друга, молодого бой-ик-ца за правопорядок старшего сержан-ик-та Павла Егорыча Андр-р… Анддр-р… Андр-р-онова вышвырнут, ик, из органов, фью-и-ть, — он попытался свистнуть, но губы не вполне слушались его и с них сорвалось только шипение.

Вершинина поморщилась, точно непослушная икота Толкушкина причиняла ей страдание, и нахмурилась еще больше. Болдырев приготовил кофе и осторожно поставил чашку рядом с Валерой.

— Паша не мог отказать своему началь-н-ик-ку, — продолжал Толкушкин не обращая внимания на кофе, — потому что Григорий Иваныч… ик… устроил его на работу по просьбе сына… Пашиного… ик… одноклассника.

— У Пашиного одноклассника есть сын? — переспросила Валентина Андреевна.

Толкушкин энергично покачал головой из стороны в сторону.

— Ну что же здесь непонятного? Пашин одноклассник…ик — Тема — сын полковник…ик…ка Анен… Анненкова. После этого икота на время отпустила Толкушкина, он наклонился к столу и, не трогая чашку руками, отхлебнул кофе.

— Ясно, — Вершинина глубоко затянулась, — если у тебя все, можешь идти отдыхать. Сергей, — повернулась она к Болдыреву, — положи этого пинкертона в дежурке, пусть проспится.

— Я не могу спать в такое трудное время, — Толкушкин закинул ногу на ногу, — надо бороться за чистоту наших рядов.

Коренастый Болдырев подхватил за подмышки и вывел слабо сопротивляющегося Валеру из кабинета.

— Вы чем-то расстроены? — Алискер с тревогой посмотрел на Вершинину.

— Чем-то?! — угрожающе переспросила Валандра, поднимаясь с кресла, — да вы тут все что ли с ума посходили?! Я по горло сыта вашим пьянством. Насмотрелась! Толкушкину — строгий выговор. Нет, я его не узнаю: всегда трезвый, подтянутый, а тут вдруг лыка не вяжет!

Вершинина как маятник ходила туда-сюда.

— Ты, кажется, мне объяснить хотел, в чем дело? — продолжила она после секундной паузы.

— Это я ему посоветовал прихватить с собой, — Алискер потупился, — с ментами же шел говорить.

Объяснение Мамедова только подлило масла в огонь.

— Хоть с папой Римским. За последние два месяца это уже третий случай пьянства.

— Так ведь на пользу дела, — оправдывался Мамедов.

— Алискер, — чуть смягчилась Вершинина, — чтобы это было последний раз, понял?

— Понял.

— Теперь о деле. Если все, о чем сказал Валера, обстоит именно так, похоже, оно подошло к концу. Я могу ошибиться только при одном условии.

— Кажется, я догадываюсь, при каком.

— Ну, и…

— Если Андронов украл эту кассету для Анненкова.

— Вот именно. Значит, нужно выяснить, знал ли полковник о существовании этой кассеты до того, как ему об этом сообщил Воронин? Если нет, можно смело закрывать это дело.

— Разрешите? — в кабинет заглянул Антонов.

— Входи, Шурик, — пригласила его Вершинина, — наливай кофе, пока горячий, ты ведь, наверное, не ел ничего.

— Я еду с собой брал, знаю, что такое слежка, а вот кофейку горяченького выпью с удовольствием.

Шурик Антонов или Антонов-старший, как его иногда называли был действительно старше своего брата-близнеца Николая. На полчаса. Тем не менее он очень гордился этим обстоятельством и при случае не забывал упомянуть о своем старшинстве. С чашкой в руке он подсел к столу Вершининой.

— Эта блондинка, о которой я вам говорил, живет с папой и мачехой в элитном доме на Речной улице. Она почти ровесница своей мачехи, ее отец женился на ней в прошлом году.

— Фамилия, Шурик, ты узнал ее фамилию?

— Ее зовут Анна Воронина, — торжественно произнес Шурик.

— Господи, — развела руками Валандра, — вы что, сговорились сегодня все, что ли? Думаете, я не хожу в театр?

— Не понял, — лаконично сказал Антонов.

— Алискер тебе потом расскажет. Время уже почти восемь, пора домой.

— Я что же, зря почти полдня потерял? — обиженно скуксился Антонов.

— Может быть, и не зря, это не от нас зависит, — Вершинина поднялась из-за стола. — Все, кто не на дежурстве — свободны.

Антонов с Мамедовым переглянулись.

— Идем, — кивнул Шурик Мамедову, — объяснишь мне про театр.

— Ты иди, я сейчас.

Он подождал, пока Антонов скроется за дверью и повернулся к Вершининой, которая надевала плащ.

— На завтра будут какие-нибудь распоряжения?

— Утро вечера мудренее, Алискер, — она подошла к зеркалу.

— Вы думаете, мы не сможем узнать?

— Заказывал ли Воронин Анненкову похитить кассету?

— Да.

— В принципе, нет нечего невозможного. Надо только поболтать с полковником или с Ворониным. Да шучу я, — усмехнулась она, видя как у обычно невозмутимого Алискера чуть не отвисла нижняя челюсть, — мы же еще не закрыли дело.

Телефонный звонок пронзительным пунктиром пробил облако тишины.

— Возьми трубку, Алискер, — попросила Вершинина.

Мамедов подошел к столу и снял трубку.

— Это вас, — замер он в нерешительности.

— Вершинина слушает, — ответила Валентина Андреевна.

— Вас беспокоит Воронин, — раздался в трубке низкий уверенный голос. — Мне срочно нужно с вами встретиться, если можно, то прямо сейчас.

— Вы застали меня прямо на пороге.

— Я отвезу вас домой.

— Хорошо, я подожду вас.

— Вы можете выходить, я уже рядом, — Вершинина услышала в трубке короткие гудки.

— На ловца и зверь… как говорят, — Валентина Андревна снова посмотрелась в зеркало. — Алискер, скажи Сергею, чтобы не ждал меня.

Она вышла на улицу. Черный «хюндай», почти сливаясь с темнотою ночи, стоял у тротуара. Задняя дверка приглашающе открылась, и Вершинина утонула в мягком сиденье.