Книга Пятая жертва , страница 17 – Наталья Никольская

Она повесила трубку и обратилась у Марку:

— Отец, наверное, вам сказал, что мне нужно с вами поговорить?

— Да, я в курсе. — просто ответил Трауберг, ставя локоть на стол и подпирая ладонью подбородок.

— Ваш отец попросил меня провести расследование, связанное с гибелью вашей сестры. Я задам вам несколько вопросов, на которые попрошу вас искренне ответить, ничего не утаивая и не искажая, идет?

На пороге появился Алискер.

— Входи, входи, — сделала Вершинина приглашающий жест Мамедову. — Это мой заместитель, — взглянула она на Трауберга, — он будет присутствовать при нашем разговоре.

Трауберг пожал плечами, что означало: «Мне все равно».

— Вы учитесь на романо-германском?

— Да. На немецком отделении.

Чайник выключился, и Алискер принялся было за пакетики «три в одном», но Валандра остановила его.

— Я сама справлюсь, сиди уж! — она подошла к журнальному столику и, взяв у Алискера пакетик, надорвала его.

— Ты будешь? — спросила она у Мамедова.

Он отрицательно покачал головой.

— А вы, Марк, составите мне компанию?

— С удовольствием. — Трауберг часто заморгал, и это движение век напомнило Вершининой суетливого Трауберга-старшего.

— Пожалуйста, — Валандра поставила на стол небольшой поднос, на котором поблескивали две чашки.

— Спасибо, — вежливо отозвался Марк, пододвигая к себе чашку.

— Итак, приступим. Меня интересуют ваши отношения с сестрой и вообще любая информация о ней. Понимаю, может быть, вам трудно будет говорить обо всем этом, я имею в виду различного рода семейные разногласия…

— Я готов, — просто сказал Трауберг, поднимая глаза на Вершинину, — что вы хотите узнать?

— Какие у вас были отношения с Маргаритой?

— Нормальные. — лаконично ответил Трауберг и сделал маленький глоток кофе.

Вершинина недоверчиво посмотрела на него.

— То есть? — с недоумением спросила она.

— Я не знаю, что сказал вам отец, но к Маргарите я всегда относился должным образом и она мне платила тем же.

— Что значит «должным образом»?

— Иногда я навещал ее на работе, мы довольно непринужденно общались, обсуждали прочитанные книги, кинофильмы, говорили о музыке. Я не могу сказать, что в нашем общении не было шероховатостей, а в отношениях — небольших трещинок, но, если принять во внимание наше с ней семейное положение, то есть ситуацию, при которой отец — общий, а матери — разные, то мы с ней неплохо уживались.

Даже напротив, в некотором роде дружили. Маргарита не была открытым человеком и весьма неохотно вступала в какие-либо доверительные отношения, можно даже сказать, что избегала контактов с окружающими… Чтобы завоевать ее расположение, нужно было не один месяц поддерживать с ней отношения, постепенно проникать в ее внутренний мир, находить общие темы, деликатно говорить о дорогих ей вещах. Иногда она казалась мне излишне обидчивой… Этакая недотрога.

Трауберг перевел дыхание. Слушая его ясное изложение, Вершинина почему-то не могла избавиться от впечатления хорошо выученной роли.

«Или я ошибаюсь»? — мысленно спросила она себя.

— Вы часто бывали у нее дома?

— Примерно раз в месяц, а то и реже.

— Этих посещений хватило, чтобы, как вы выразились, «проникнуть в ее внутренний мир»?

— Нас связывали не только общие литературные и музыкальные пристрастия, но и кровные узы, — Трауберг многозначительно посмотрел на Валандру. — Маргарите все быстро надоедало. Более частые посещения показались бы ей непростительной назойливостью. Она подобно кактусу нуждалась в эпизодической поливке, если можно так выразиться.

— Значит, Маргарита была вполне самодостаточным человеком?

— Вполне. — Трауберг допил кофе.

— Простите за интимный вопрос, у вас было чувство вины по отношению к Маргарите?

— Точно вам сказать не могу. Если оно и присутствовало, то я не давал ему пробиться наружу.

— Может быть, ваши визиты к сестре, мягкое к ней отношение и многое другое было вызвано стремлением заглушить это самое чувство? — не отступала Валандра, мысленно не без иронии сравнивая себя с инквизитором.

— Не думаю, — меланхолично проговорил Трауберг, отводя глаза в сторону.

— А где, если не секрет, вы были в минувшую субботу вечером? — она в упор смотрела на него.

Повисла минутная пауза.

— Не ожидали такого вопроса? — въедливо спросила Валандра.

— Отец мне рассказывал о разного рода приемах, при помощи которых работники органов пытаются извлечь на свет божий несуществующие вещи… — беззлобно усмехнулся Марк.

— Так где вы все-таки были в теплый субботний вечер?

— У своей девушки.

— Как ее зовут и где она живет?

— Я должен вам сообщать…

— Должны, — строго сказала Валандра, — речь идет об убийстве вашей сестры. Положение обязывает.

— Цыбина Оксана, Бабушкин взвоз пятнадцать, квартира шестнадцать.

— Это у самой «Ротонды»? — спросил Алискер, записав координаты в блокнот.

— Да, — вяло отозвался Трауберг, — вы что, и ее допрашивать будете?

— Не допрашивать, а расспрашивать, — поправила его Вершинина, — а вы что, против?

— Да нет. Просто не хотелось бы обременять… — Марк замялся.

— Это не займет много времени, — успокоила его Валандра, — всего несколько вопросов.

— Я что-то вас не пойму, зачем вам это? Маргарита пала от рук маньяка. Вам, мне кажется, нужно работать в этом направлении, а не причинять неудобств порядочным людям.

— Я не совсем хорошо понимаю, что такое «порядочные люди», — усмехнулась Вершинина, — и потом позвольте мне напомнить вам, что расследование убийства вашей сестры поручено мне, а потому я и буду решать, в каком направлении нам работать, — одернула она Трауберга.

Ей он казался излишне рассудительным для своих лет. Валандре больше нравились молодые люди, в которых действительно кипело «безумие юности». А подобные Траубергу «засушенные фрукты», которые еще не успели толком созреть, но уже лишились молодых соков, навевали на нее скуку.

— Что ж, — более миролюбивым тоном сказала она, — давайте вернемся к маньяку. Принимая во внимание замкнутый характер Маргариты и высокие культурные планки, устанавливаемые ею для своих потенциальных партнеров, мне, скажу откровенно, трудно представить ее знакомящейся на улице с каким-нибудь мужчиной. Такому мужчине нужно было бы обладать поистине неотразимым обаянием, как сейчас говорят, харизмой. Вы не видите здесь противоречия?