Книга Месть темного бога, страница 100 – Линн Флевеллинг

— Не имею представления. Царица прислала уведомление, что он помещен в Красную башню, больше ничего. Его арестовали без шума?

— Если бы не Рансер, мы могли бы и вовсе вовремя ничего не узнать! — прорычал Микам. Теро мрачно потер подбородок.

— Ну это по крайней мере обнадеживающий знак. В первый раз за все время знакомства Алек сообразил, что Теро, должно быть, тоже наблюдатель. Данное обстоятельство, а не личные чувства, конечно, объясняли его интерес к этому делу.

— Ты не думаешь… — воспоминания холодным комом давили грудь Алеку, — что его будут пытать? Теро задумчиво поднял бровь:

— Это будет зависеть от тяжести обвинений, мне кажется.

— Пристав сказал, что его обвиняют в измене.

— Ах так. Тогда это довольно вероятно.

— Проклятие, Теро, соображай, что говоришь! — рявкнул Микам, заметив, как побледнел Алек, и обнимая его за плечи. — Брось, мальчик, нечего об этом думать. Нисандер никогда такого не допустит.

— Сомневаюсь, что Нисандер сможет тут что-то сделать, — возразил Теро, не обращая внимания на отчаяние Алека. — Красная башня охраняется магическими заклинаниями в дополнение к обычным замкам. Мы с Нисандером сами этим занимались. И дело не только в этом: Нисандер слишком тесно связан с Серегилом, чтобы позволить себе вмешаться в отправление закона.

— Что же нам делать? — прошептал Алек.

— Сидеть здесь и ждать Нисандера, как нам велено, — спокойно ответил Микам. Неприязненно посмотрев на Теро, он добавил: — И нечего тратить время на праздные измышления.

Нисандер почувствовал облегчение, когда царский посланец проводил его в кабинет царицы, а не в зал для аудиенций. Они всегда обходились без обременительных церемоний: Нисандер знал Идрилейн с детства, и, хотя он всегда оказывал ей подобающее почтение, из взаимной симпатии обычно позволяла наедине обходиться без формальностей. Однако сегодня ее приветствие прозвучало холодно, и Нисандер уловил в этом предостережение.

Даже в парадном платье, с распущенными по плечам седеющими волосами, Идрилейн выглядела воительницей, которой и была. Присоединившись к ней за маленьким столом, на котором стояли графин с вином и бокалы, Нисандер постарался скрыть свое растущее беспокойство. Ни один из них не начинал разговор, пока они не чокнулись бокалами и не сделали по традиционному глотку, означавшему обязательство говорить откровенно.

— Ты приказала арестовать Серегила, — начал Нисандер, глядя в спокойные глаза царицы. — В чем его обвиняют?

— В измене.

Сердце Нисандера упало: уж очень решительно прозвучал ее голос; каким-то образом врагам удалось обойти их с фланга. Следовало действовать с осторожностью и проявлять максимальное уважение к царице.

— На основании каких свидетельств ему предъявлено обвинение?

— Благородный Бариен получил это сегодня. — Она протянула ему свиток.

Нисандер узнал первые строки: документ был составлен на основе того незаконченного письма, которое Серегил продал Гемелле. Как и предыдущее послание, попавшее в его руки, письмо казалось подлинным во всем, кроме содержания. Почерк, подпись, чернила, которыми оно было написано, — все было безупречным.

— Оно кажется подлинным, согласен, — наконец сказал Нисандер. — И все же я не верю, что письмо написано Серегилом. Могу я узнать, каково твое мнение?

— Мое мнение значения не имеет. Мой долг действовать на основании фактов, — ответила Идрилейн. — Пока что никаких признаков подделки, магической или иной, обнаружено не было.

— И все же у тебя, должно быть, есть сомнения, иначе я не сидел бы здесь с тобой, — мягко произнес Нисандер.

Царственное выражение на лице Идрилейн немного смягчилось.

— Я не особенно хорошо знаю Серегила, но я знаю тебя. Я не забыла, что всегда могла тебе доверять, так же как моя мать, и ее мать, и мать ее матери. Мне трудно поверить в то, что человек, которого ты так высоко ценишь, может быть предателем. Если ты знаешь что-нибудь об этом деле, лучше скажи мне сейчас.

Нисандер вынул из кармана поддельное письмо, которое он перехватил, и протянул ей.

— Это попало мне в руки неделю назад. Поверь, будь у меня хоть малейшее сомнение в невиновности Серегила, я немедленно поставил бы тебя в известность. Содержание этого послания основывается на письме, которое Серегил действительно написал, но строки, доказывающие его вину, были добавлены — подделаны. Я обсудил это с Серегилом и имею все основания считать, что он сказал мне правду.

Лицо Идрилейн потемнело, когда она сравнила два письма.

— Не понимаю. Если эти письма поддельные, то это произведения искусства. Кто станет тратить столько усилий, чтобы дискредитировать человека, имеющего так мало веса? Прости резкость старой вояке, Нисандер, но, помимо дружбы с тобой и с моими детьми, чем может похвастаться Серегил — изгнанный из родных мест потомок благородного рода с задатками торговца? При моем дворе он не играет никакой роли, не обладает влиянием.

— Верно. Единственная его отличительная черта — это дальнее родство с тобой да еще, может быть, близость ко мне. Кому, кроме леранцев, это могло бы пригодиться?

— Леранцев! — презрительно фыркнула Идрилейн. — Кучка ограниченных болтунов, бормочущих угрозы, которым даже их прадеды уже не верили! Клянусь Четверкой, Нисандер, леранцы всего лишь политическое пугало еще со времен Элани Прекрасной.

— Так обычно думают, госпожа. Но ты должна помнить, что я еще мальчиком был на свадьбе твоей предшественницы и тезки, Идрилейн Первой, когда она сочеталась браком с ауренфэйе Коррутом. С тех пор сменилось семь поколений, и кто, кроме старых колдунов, помнит вопли гнева, раздававшиеся вокруг храма во время церемонии? Но должен тебе сказать, моя царица, что сейчас я слышу их так же отчетливо, как и тогда. «Скалой должен править скаланец», — кричала толпа, когда царская кавалерия мечами расчищала путь кортежу. И не только чернь восставала, аристократы тоже — они считали, что их власть узурпирована чужеземцем. Это были те же вельможи, что поддерживали царицу Леру во время ее жестокого правления. Я видел, как протестовал народ, когда после ее смерти на трон взошла ее сестра Корруте стера.

— И все же Коррутестера царствовала, не свергнутая никакой революцией, и ее потомки после нее — тоже.

— Не забудь, две царицы — ее потомки — умерли при сомнительных обстоятельствах.

— Это просто слухи! Элани умерла во время эпидемии чумы, а Клиа была отравлена пленимарскими наймитами.

— Так решили историки, моя царица. Однако в те времена говорили иное.

— Но в обоих случаях ничего доказано не было. А без доказательств это все — дым на ветру, — упрямо возразила Идрилейн. — Вернемся к Серегилу. Может быть, и было бы в интересах леранцев доставить мне неприятности через него. Сакор мне свидетель, я не могу допустить раскола в моем народе, когда нам угрожает война. И ты же понимаешь, что, показав мне это второе письмо, ты удваиваешь серьезность обвинений против Серегила, если только не сможешь доказать, что письма поддельные.