
Онлайн книга «Крадущаяся тьма»
— снами о безжизненной пустыне и золотом существе, обнимающем его и требующем свой голубой глаз — глаз, который подмигивал из кровавой раны над сердцем Серегила. Пение… сначала в той безжизненной пустыне, потом в пещере, скрытой в глубинах гор, пение, звучавшее, пока его кровь капала и капала на лед. Угроза Нисандера — или это было предостережение? — Серегил, мне больно. Тихий напряженный голос Алека вернул Серегила к действительности: рука его стискивала плечо юноши. Серегил поспешно разжал пальцы и отступил на шаг. Алек коснулся руки Серегила холодными пальцами. — Что случилось? Ты выглядишь так, словно увидел призрак самого себя. Ужасная боль пронзила сердце Серегила, стоило ему заглянуть в эти синие глаза. «…Если ты проговоришься хоть о чем-нибудь…» Будь ты проклят, Нисандер! — Я ничего не могу сказать тебе, тали, потому что мне пришлось бы лгать, — с отчаянием проговорил Серегил. — Я собираюсь кое-что сейчас сделать, а ты, пожалуйста, следи и ничего не говори. Взяв последнюю страницу рукописи, Серегил скомкал ее и кинул в огонь. Алек покачивался на каблуках, молча и озадаченно глядя, как пергамент расцвел огненным цветком. Когда он сгорел, Серегил перемешал золу кочергой. — Но как насчет Нисандера? — спросил Алек. — Что ты ему скажешь? — Ничего, и ты тоже ничего ему не расскажешь. — Но… — Это не предательство по отношению к нему. — Серегил обнял юношу за плечи, на этот раз ласково, и повернул так, что лица их почти соприкоснулись. — Даю тебе слово. Я думаю, он уже знает то, что мы только что обнаружили, но он не должен заподозрить, что это и тебе известно. Так будет до тех пор, пока я не скажу тебе, что говорить об этом безопасно. Ты понял? — Опять секреты, — с озабоченным и недовольным видом пробормотал Алек. — Да, опять секреты. Я хочу, чтобы ты мне верил, Алек. Могу я рассчитывать на твое доверие? Алек долго смотрел в огонь, потом снова взглянул в глаза Серегилу и ответил на неуверенном ауренфэйском: — Рей форил тос токун ме бритир. ври шруит я. «Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь». Торжественная клятва, та самая, что не так давно дал ему Серегил. Серегил облегченно рассмеялся: — Благодарю тебя. Если не возражаешь, я хотел бы отдохнуть. А пока почему бы тебе не заняться остальными книгами, которые мы нашли? Алек, не говоря ни слова, двинулся к двери, но помедлил, прежде чем уйти, и оглянулся на сидящего у огня Серегила. — Что значит «тали»? Это ауренфэйское слово? — Тали? — На лице Серегила появилась прежняя кривая улыбка. — Да, это ауренфэйское слово, выражающее привязанность, довольно старомодное. Его можно перевести как «любимый». Где это ты его услышал? — Я думал… — Алек озадаченно посмотрел на Серегила, потом покачал головой. — Не помню, наверное, в каком-нибудь салоне. Спи сладко, Серегил. — И ты тоже. Когда Алек ушел, Серегил встал у окна и прислонился лбом к холодному стеклу; он долго смотрел на темный сад. «Камень внутри льда. Секрет в секрете. Безмолвие внутри еще большего безмолвия». За все то время, что он знал Нисандера, он никогда еще не ощущал такого расстояния между ними. И никогда не чувствовал себя таким одиноким. Прошло несколько дней, прежде чем Алек понял, что никаких разговоров о найденном дневнике больше не будет. Несмотря на данную клятву, это его беспокоило. То. что они что-то скрыли от волшебника, казалось, создало маленькую холодную пропасть в отношениях, которые до того были безупречно теплыми и доверительными. Впервые за многие месяцы Алек снова задался вопросом: кому предан Серегил? Как ни старался юноша прогнать эти мысли, они терзали его до тех пор, пока однажды, прогуливаясь с Серегилом вечером по городу, он не выдержал. Алек опасался, что Серегил переменит тему или будет недоволен, но, казалось, тот ожидал вопроса. — Преданность, а? Это нелегкая проблема для любого думающего человека. Если ты хочешь знать, по-прежнему ли я предан Нисандеру, то ответ будет «да» — до тех пор, пока я уверен в его честности по отношению ко мне. То же относится к любому из моих друзей. — Но ты разве сомневаешься в его честности? — настаивал Алек. — Не сомневаюсь, хотя в последнее время это не так легко мне дается. Ты слишком сообразителен, чтобы не заметить: между ним и мной остается много недосказанного. Я очень стараюсь быть терпеливым, и ты тоже должен проявить терпение. Но может быть, на самом деле проблема не в этом. Не теряешь ли ты доверие ко мне? — Нет! — поспешно ответил Алек; произнеся это слово, он понял, что все так и есть на самом деле. — Я просто пытаюсь понять. — Что ж, как я говорил, преданность — вещь непростая. Например, что ты скажешь: преданы ли-ты, я и Нисандер царице Идрилейн и намерены ли действовать в интересах Скалы? — Я всегда считал, что это именно так. — Но что, если царица прикажет, ради блага государства, расправиться с Микамом? Кому я должен буду проявить верность: ей или ему? — Микаму. — ответил Алек не колеблясь. — Но что, если Микам предал Скалу, а мы ничего об этом не знаем? Что тогда? — Это просто смешно! — фыркнул Алек. — Он никогда не сделает ничего подобного. — Иногда люди способны удивить, Алек. Может быть, он сделал бы это из преданности кому-то еще, например, своей семье. Тогда он останется верен жене и дочерям, но предаст царицу. Что перевешивает? — Семья, — ответил Алек, хотя и понял, что запутался. — Безусловно. Всякий должен ставить интересы семьи превыше всего. Но что, если его вполне таким образом оправданное предательство будет стоить жизни многим сотням других семей? И что, если среди погибших окажутся наши друзья — Миррини, Силла, Теро… Ну, может быть, не Теро… — Не знаю. — Алек с неловкостью пожал плечами. — Я не смогу решить, не зная подробностей. Думаю, я должен был бы остаться верен ему, пока все не выяснится. Может случиться ведь и так, что у него не окажется выбора. Серегил строго погрозил ему пальцем. — Выбор есть всегда. Никогда не думай, будто у тебя нет выбора. Что бы ты ни сделал, это твое решение и твоя ответственность. Это тот самый случай, когда понятие «честь» перестает быть пустым словом. — Ну что ж, я все равно считаю, что сначала должен узнать, почему он так поступил, — упрямо ответил Алек. — Это хорошо. Но предположим, ты узнаешь, что, несмотря на всю его доброту к тебе, он все-таки совершил предательство. Станешь ли ты тогда преследовать его и убьешь ли, как того требует закон? |