Книга Тени возвращаются, страница 96 – Линн Флевеллинг

— Рекаро очень напугал их, несмотря на то, что вылечил девушку, к тому же он так необычен, что они вряд ли его позабудут. Какое-то время это сработает.

— Тогда лучше вам было убить их, — пробормотал Илар.

— А ты, однако, стал кровожадным?

— Боже, какой ужас слышать такое, да ещё от кого!

— Я убиваю лишь когда нет иного выхода. И уж точно не наслаждаюсь этим.

Он смерил Илара тяжелым взглядом:

— Впрочем, не всегда. Что касается убийства тех несчастных, то это было бы не лучше, чем украсть лошадей Ихакобина.

— Дом можно было и сжечь.

— Может нам вернуться и нарисовать на стене стрелку, чтобы они уж точно знали, куда мы пошли? — взорвался Алек.

Илар прикрыл рот и отошел от них подальше.

Они заторопились вперед, вслед за Алеком, ведущим их теперь на восток, чтобы сбить со следа возможных шпионов, которые могли нагрянуть к козопасам. Внезапно Серегил, против обыкновения долго хранивший молчание, протянул руку и потрепал Себранна по голове:

— Конечно ты не человек, и не фейе, однако ты и не бездушное существо, надо полагать.

— Нет, конечно, нет — подтвердил Илар, весьма удивив этим Алека. — Но даже такой великий алхимик как илб… как Ихакобин, по-моему, не понял, что именно ему удалось сотворить.

Алек ответил ему издевательской усмешкой.

— Это всё из-за моей нечистой крови.

— Скорее всего, — задумчиво произнес Серегил, все еще разглядывая Себранна. — И мы не знаем, как должен выглядеть настоящий рекаро.

— Я видел несколько рисунков в старых фолиантах, которыми пользовался Ихакобин, — ответил ему Илар. — Обычно их изображают подобными людям, во всем, кроме крыльев.

— Ну, я примерно так себе это и представлял. Итак, у него есть зубы, но он не ест. Он двигается и истекает кровью, или чем бы то ни было, в виде той белой жидкости, но у него при этом нет сердца. Похоже, у него есть некий разум…

— И он может чувствовать боль, — напомнил ему Алек. — Но он не чувствует холода.

— Когда Ихакобин закончил с первым, которого он создал… — начал было Илар.

Алек остановился как вкопанный, с жутким выражением в его глазах:

— Так ты был там? И помогал мяснику делать его работу?

Серегил схватил Алека за руку, удерживая его.

— Что ты видел, Илар?

Илар выглядел несчастным.

— Его смерть не была легкой. Ихакобин зачем-то резал и резал его на куски.

Алек опустился на землю и взял на руки Себранна, крепко прижав его к себе.

— И что же он там обнаружил? — спросил Серегил.

— Что-то вроде костей и органов, но все они были абсолютно бесцветны, и он не смог определить их функций.

— Ясно.

Серегил стиснул плечо Алека.

— Идём дальше.

Алек снова усадил Себранна в петлю и не сказав ни слова пошел впереди. Однако Серегил чувствовал, что сердце его возлюбленного кипит гневом, который подобно расплавленному свинцу, сжигает и его собственное, связанное с ним узами талимениос. "Ихакобин зачем-то резал и резал его на куски…."

Серегил оглядел фигурку Себранна, и ему стало ужасно больно от одной этой мысли.

Когда они остановились в сухом овраге, как раз перед рассветом, мысли Серегила обратились к другим вещам.

Они устроились, как сумели, укрывшись в ветвях согнутых ветром кедров, нависавших над краем оврага. Серегил сел возле Себранна и погладил рекаро по волосам.

— Ты отличный целитель, малыш, с этими твоими цветами.

Это вызвало у Алека легкую улыбку:

— Ведь правда же? Быть может, если бы Ихакобин знал это, он не стал бы их так мучить.

— То, что он не узнал, заставляет меня задаться вопросом, чем он вообще занимался?

Серегил помолчал немного, собираясь с духом, чтобы поднять вопрос об одной идее, пришедшей ему в голову во время ночного перехода.

— Алек, мне понадобится твоя помощь в одном деле. Твой нож ведь достаточно прочный и острый?

— Да. А что?

Серегил сдвинул свой правый рукав и провел большим пальцем по рабской метке.

— О, нет! Ты с ума сошел?

Серегил усмехнулся:

— Возможно, но сейчас речь не об этом. Мне нужно, чтоб ты помог мне.

— О чем вы тут? — вмешался Илар.

— Ты же сам говорил, — отозвался Серегил. — Эти рабские отметины не то, с чем бы я хотел ходить до конца своих дней. А если нас тут поймают с ними, тогда вообще не о чем говорить.

— А ещё я говорил, что первое, что ищут охотники за рабами, это свежая рана на месте, где было клеймо.

Серегил указал головой на Себранна.

— А что, если её не будет?

Он отстегнул свой ремень и сложил его концы, затем попробовал зажать его зубами.

— Порядок. Давай начнем с ноги, Алек. Там будет менее заметно, если что-то не получится.

— Почему бы для начала не пробовать на Иларе? — спросил Алек.

Илар тут же приподнялся и приготовился задать стрекача.

— Вот поэтому, — ответил Серегил. — Он станет вырываться и орать, и кончится тем, что мы перережем ему сухожилия. Тебя тоже нельзя трогать. Ты единственный, кого слушается Себранн, и если он увидит, что я иду к тебе с ножом, боюсь, он не захочет мне помогать.

Он улыбнулся и потрепал Алека по волосам.

— Не волнуйся за меня, тали. Я видывал и худшее.

Верно. Но сколько же можно?

Ему пришлось потратить ещё немного времени на уговоры, но он, наконец, убедил обоих помочь ему. Илар встал рядом с Себранном, держа чашку с водой. Серегил вытянулся на животе прямо посреди грязи, прихватив сложенный вдвое ремень. Алек с ножом в руке опустился возле него на колени и задрал штанину на ноге Серегила так, чтобы было видно клеймо. Когда он ухватился за ногу Серегила, тот с радостью отметил, что руки у Алека не трясутся.

— Поторопись, тали, и постарайся срезать не слишком глубоко. Только кожу.

— Знаю.

Серегил взял в зубы ремень и прикусил покрепче. Он почувствовал, как Алек ухватил кожу внизу его голени, и впился в ремень зубами изо всех сил, когда Алек принялся резать её. Возможно, Серегил и проходил через худшие испытания, и Алек, возможно, всё делал так быстро, как только мог, но сейчас, когда боль обожгла ногу Серегила, словно раскаленное железо, от этого было не легче. Срезать кожу с клейма даже оказалось куда больнее, чем прижигать его в свое время.

Шумно дыша, зажав в зубах ремень, он едва слышал, как Алек закончил и что-то сказал Илару и Себранну. Спустя пару мгновений, когда он, корчась от ужасной боли, рычал и вырывался из чьих-то рук, схвативших его за голень, что-то прохладное влажно коснулось его окровавленной плоти.