Книга Кошачий король Гаваны, страница 11 – Том Кроссхилл

Мы остановились, но внутри меня танец продолжался. И это казалось таким правильным – стоять на сцене с Аной и танцевать перед всей школой.

Свет погас.

Раздались аплодисменты. Хотел бы я назвать их овацией, но они были едва ли приличные, даже усталые. Впрочем, от этой публики я и такого не ожидал.

Пока я витал в мыслях, Ана обняла меня в темноте. Прильнула своим теплым телом, прижалась лбом ко лбу. Ее дыхание обжигало мне губы.

Я замер.

Она отстранилась.

Свет зажегся.

Улыбка Аны пропала, словно ее никогда и не было.

У меня снова мороз продрал по коже. Но Ана повернулась к зрителям, и я последовал ее примеру. Мы поклонились.

Аплодисменты зазвучали громче. Кто-то засвистел. Кто-то – кажется, Флавия Мартинес – восторженно взвизгнул. Кто-то еще крикнул: «Отлично двигаешься, Рик!»

Рик. Не парень-кот.

Я невольно расправил плечи.

Когда мы ушла в гримерку, Латук дал мне «пять»:

– Отличная работа, парень.

Остальные эхом подхватили его слова и поспешили на сцену.

Я улыбался как идиот.

Вытерев шею полотенцем, Ана заметила:

– Могло быть и хуже.

О… сладкий вкус победы.

– Спасибо, что помогла. – Я стоял, обливаясь потом и понятия не имея, что сказать. – Особенно сегодня.

– Какой-то момент мы действительно танцевали, – продолжила она, словно не слыша меня.

– Хочешь, побродим где-нибудь? – предложил я. – Мне не нужно торчать здесь до самого конца.

– Оставайся. Я иду домой.

Я замялся, а потом выпалил:

– Если хочешь выговориться, я здесь и тебя поддержу.

– Я хочу увидеть, что моя мама держится, – ответила она. – А еще забраться в кровать и ни с кем не разговаривать. Хорошо?

Я кивнул.

На лице Аны что-то мелькнуло.

– Спасибо, Рик. Я понимаю, ты пытаешься помочь. Я хотела бы… Я позвоню тебе, если мне что-то понадобится.

И она ушла.

До конца вечера я думал над ее словами. «Я хотела бы…»

Чего бы она хотела?

После концерта вопрос отошел на второй план. Мне предстояло выслушать впечатления еще нескольких зрителей, пока я пробирался сквозь толпу желающих полакомиться выпечкой.

– Отлично выступил, сынок, – сказал папа.

– Не стоит так уж удивляться.

Потом подошла Флавия Мартинес:

– Тебе надо расслабить плечи, а то они у тебя совсем деревянные.

– О!

– Хотя знаешь, это и правда было похоже на танец.

– Я запомню.

Вот уж точно.

– Мы и не знали, что ты умеешь танцевать, – сказало мне достаточно много народа, по большей части девушки.

Последним ко мне подошел Роб Кенна. Я внутренне подобрался, глядя, как он подбирается боком, с глуповатым выражением на лице. Неужели наконец…

– Эй, котяра… та девушка, с которой ты танцевал. У нее есть парень?

Я уставился на Роба, переваривая вопрос.

– Да. Да, есть.

Я солгал не из вредности или ревности (кто? Я?). Просто потому, что друзья не знакомят друзей с Робом Кенной.

– Вы, ребята, меня прямо в прошлое перенесли, – заметил отец по дороге домой, пока мы стояли на светофоре. Был теплый пятничный вечер, и мы затерялись в толпе гуляющих. – Ты ведь никогда не видел, как мама танцует, да?

Я опешил:

– Мама умела танцевать?

– Еще как. Прямо как кинозвезда. Правда она редко это делала. Говорила, что танец напоминает ей о доме. – Отец искоса на меня взглянул. – Но иногда, слегка выпив, она начинала крутить бедрами…

– Не смей говорить о маме в таком тоне, – попытался отшутиться я. – Это просто ужас.

Я постарался не подать виду, но было обидно узнать, что мама, оказывается, танцевала. Если бы она меня учила, я бы сейчас выступал так же хорошо, как Ана. Но мама скрыла это от меня, как и многие прочие секреты своего прошлого.

– А как зовут ту девочку? – продолжил отец, как ни в чем не бывало. – Твою партнершу? Я видел, как ты на нее смотрел.

– Ана, – ответил я и быстро добавил: – Это только для номера.

– Приведи ее как-нибудь на ужин. Я приготовлю свой фирменный шницель.

Я послал ему взгляд, который должен вселять страх в сердца противников.

– Тебе что-то в глаз попало? – поинтересовался отец.

– Ага, один немец.

– Я просто говорю, что вы хорошо смотритесь вместе.

Словно ты и должен с ней танцевать.

– Угу.

– Может, однажды вы, ребята, будете вместе танцевать в Гаване, – сказал папа.

– Ага. Конечно.

* * *

Неделю я не видел и не слышал Ану (танцевальная школа закрылась на каникулы). А потом однажды вечером она написала мне по Фейсбуку: «Позвони мне. Если есть время».

Я кинулся к себе в комнату, закрыл дверь, схватил телефон, затем минуту посидел на кровати, успокаивая дыхание. А потом набрал ее номер.

– Алло, – безжизненно отозвалась Ана. Не сварливо, скорее устало.

– Привет, – сказал я.

На несколько секунд повисла тишина.

Я не осмеливался ее нарушить.

Наконец Ана заговорила:

– Сегодня я пришла домой и обнаружила здесь отца. Он сидел на кухне с мамой.

Я опешил. Разве Ана не похоронила… а… она о своем биологическом отце.

– Что ему надо?

– Сказал, что пришел нам помочь в тяжелое время. – Ана помолчала. – Вроде не пьяный, но все равно от него ликером пахло.

– Сожалею, Ана. Ты… – Я поискал правильные слова. – У тебя с ним проблемы?

Ана невесело хмыкнула:

– Какие уж проблемы! Он переезжает к нам.

– Что?

– Мама сказала, нам нужна помощь. Призналась мне, что ей нужна жилетка, чтобы поплакаться. Видимо, меня недостаточно.

Я закрыл глаза. Глубоко вздохнул, пытаясь представить, что чувствует Ана, и пришел в ужас.

В теории я знал, что все семьи разные и у всех разные родители. Но столкнуться с этим в реальности – совсем другое дело.

– Мне жаль, – сказал я, хотя слова казались слабыми и пустыми.

– Она никогда не умела сказать ему «нет». И ушла только потому, что однажды ночью он перешел черту и… а теперь прошло несколько лет, а он всегда так убедительно извиняется… Я не могу, Рик. Не могу жить с ним под одной крышей. Даже ради матери.