Онлайн книга «Дом за порогом. Время призраков»
– Мониган… Мониган… жертва… семь лет… жизнь… помогите. Помогите. Помогите будущему сейчас… только вы… помогите кровь Мониган… семь лет… помогите… жизнь… умираю… семь… помогите… Ее голос все стонал и бормотал, но она с первого же слова ощущала, как он слабеет. Не прошло и нескольких секунд, как ей стало ясно, что его уже никто не слышит. А еще она чувствовала, как Мониган далеко-далеко злорадствует и веселится, что она сказала так мало и упустила такую блестящую возможность. Поэтому она отчаянно выдавливала из себя слова. А электрическое потрескивание жизни, которую подарила ей кровь, с каждым мигом все слабело, слабело и затухало. Она чувствовала, как оно вытекает из груди, поднимается по рукам, в шею, в голову. И вот оно исчезло. Исчезло. Она снова лежала на больничной койке и видела серость кругом. Голос Шарт произнес: – К ней пускают только по одному. Я пойду. Но должна тебя предупредить… Шарт перешла на шепот. Пациентка лежала и слушала этот шепот и все думала про кровь. Вдруг они ошиблись? Шарт поставила миску к Мониган в шалаш, и это тревожило пациентку. Вдруг из-за этого обязательства Салли перешли на нее? Возле ее койки очутился кто-то еще. Правда, пациентка поначалу видела только огромный букет красных и белых роз, которые этот кто-то старательно ставил в вазу. – Это же прорву денег стоит! – заметила пациентка, крайне тронутая. – Еще бы. Красивые, правда? Люблю транжирить деньги. Я вытянула их из Самого, чтобы переночевать в гостинице, но теперь придется спать у тебя на полу. – Вроде бы спать у меня на полу собиралась Шарт, – сказала пациентка. Она начала сосредотачиваться на посетительнице. И не узнала ее – точно так же, как не узнала поначалу миссис Джилл. Это была красивая и модная девушка, одетая гораздо лучше Шарт. Блестящие каштановые кудри были красиво подстрижены и уложены, лицо красиво и тщательно накрашено. От нее веяло нежным ароматом, а на пальцах, поправлявших розы в вазе, были длинные, яйцевидные красные ногти. Но голос был точно знакомый – хотя теперь он стал низкий, аристократичный и взрослый. Девушка отвернулась от роз и сказала: – Шарт говорит, у тебя сотрясение и ты ничего не помнишь, но, судя по последней фразе, соображаешь ты хоть куда. Как ты себя чувствуешь? При этих словах прелестные накрашенные губы растянулись в улыбке, полной нежности, и показали два крупных передних зуба с широкой щелью между ними. – Боже милостивый!.. – еле выговорила пациентка. – Ты же Фенелла! Наверное, прошло не семь лет, а больше, подумалось ей. Этой Фенелле не может быть всего семнадцать. – А что ты такая модная? – Это мой лондонский парадно-выездной наряд, – с достоинством отвечала Фенелла. – Я всю Пасху проработала в «Бутс», чтобы скопить на него. Решила, тебе понравится. А прическу мне сделала сестра миссис Джилл. – А, – сказала пациентка. – Э-э… Ты ведь уже не учишься в школе? Фенелла вздохнула – а потом ощерилась и сразу стала прежней, десятилетней Фенеллой. Никаких сомнений. – Учусь, – прорычала она. – Хотела уйти. Я тебе говорила. Жуть как хотела уйти, но Сам не разрешил. Я пригрозила нарочно завалить выпускные экзамены повышенной сложности, если он заставит меня остаться. Может, и завалю – еще не решила. Но я же собираюсь стать оперной певицей, так что все складывается удачно. – Певицей?! – Ну да, – кивнула Фенелла. – Послушай. Она повернулась к стеклянной стене и открыла рот. Оттуда вырвалась протяжная, чистая нота. Пациентке в жизни не приходилось слышать ничего прекраснее. А еще нота была оглушительно громкая – дальше некуда. От нее у пациентки запульсировало все – от головы до подвешенной на вытяжке ноги. За стеклянной стеной повернулись забинтованные головы, оглянулись посетители. А пациентка сразу вспомнила, что Фенелла с детства умела безо всяких усилий издавать гулкие, низкие вопли в два раза громче всех. – Ой, – сказала пациентка. – Очень красиво, только больше, пожалуйста, так не делай. Тебя выставят. – Конечно, – ответила Фенелла. – Я просто хотела тебе показать, что голос у меня есть, и еще какой. Я знаю, что ты за меня беспокоилась. Но больше не надо, честное слово. Я хожу на настоящие уроки вокала. Вытянула деньги из Самого. – Из Самого?.. – Да, – подтвердила Фенелла с легчайшим, не более, намеком на самодовольство. – Месяц назад. Я умею вытягивать из него деньги не хуже тебя. Может, даже и лучше. Я вот как сделала: пришла к нему с таблицей, где в одном столбце написала сумму, которую придется заплатить за уроки, а в другом – стоимость всего того, за что приходится платить другим отцам, а ему нет: ну, за одежду, еду, отопление, карманные расходы и все такое прочее. Даже за год набегала приличная сумма. Страшно было ему показывать. – Фенелла помолчала – похоже, сама слегка удивилась. – Я думала, он будет вне себя от ярости, если ткнуть его носом в то, какой он скупердяй. Ты бы тоже так подумала, да? А он первым делом умножил все на четыре, чтобы понять, сколько он сэкономил на нас всех. И получилась такая уйма, что он страшно обрадовался. А тут я к нему чуточку подольстилась. Есть одна штука, которую вы никогда не замечали, – объявила Фенелла. – Сам обожает, когда ему льстят. Мальчишки это знают. Они вечно подлизываются. А вы этого никак не могли понять – только скандалили с ним все время. Вот я и взяла пример с мальчишек, подлизалась – и за пять минут вытянула из него деньги на уроки вокала. – Ловко это ты, – восхитилась пациентка. После этого, как часто бывает, когда навещают больных, у них кончились темы для разговора. Фенелла сидела и смотрела на пакет с кровью – опасливо, но с научным интересом. Ее сестра лежала и думала. Я Имоджин, думала она. Это все объясняет. Я не чувствую себя Имоджин, и мне не слишком-то хочется становиться концертирующей пианисткой, но я точно она. Вот интересно, не без надежды подумала она, а вдруг моей карьере теперь конец… ой, нет. Я же учусь в художественной школе, точно. Как странно. Минуточку… – Фенелла! А кто нарисовал твой портрет, который еще стоял у нас на старом пианино? – С ежевичными кустами, что ли? – спросила Фенелла. – Ты, кто же еще. Тут обе разом затараторили. Фенелла, естественно, победила: сказались крепкое здоровье и куда более громкий голос. – Кстати, если увидишь миссис Джилл раньше меня, передай, что я поехала следующим поездом, потому что не успела вовремя вытянуть деньги из Самого. – Почему… – На самом деле я, конечно, получила их, как только позвонили из больницы, – продолжала Фенелла. – Но мне было даже подумать тошно, чтобы ехать с миссис Джилл. Она или рассуждает о всяких болячках, или начинает мной распоряжаться. Как будто я не человек, а живая оранжево-зеленая сумка. Так что, если можно… |