
Онлайн книга «Алмазная пыль »
К платью полагались соболий палантин и белые атласные перчатки выше локтя. Названый братец на этот раз моему выбору не противился. Оглядел меня придирчиво и кивнул с одобрением. Да Яша и сам выглядел сегодня как сказочный принц: оказывается, я так привыкла к нему, что и не замечала прежде, как он хорош собой. Тем более облаченный в смокинг и начищенные, блестящие не хуже моего платья, ботинки. – Изволите сопровождать меня на бал, сударь? Я с напускной изящностью присела в реверансе – оступилась, правда, и чуть не зацепила каблуком нежнейший муслин шлейфа – но Яша и теперь не стал осуждать. Решил, наверное, что поздновато учить меня манерам. Он даже поддержал мой игривый настрой: – К такому платью, сударыня, непременно полагаются бриллианты. – Бриллианты? – повторила я недоверчиво. – И жемчуга. Черные жемчуга. Я насторожилась, а Яша кивком головы указал на то, что давало фору даже хрустальным туфелькам… Да какие, к черту, туфельки! На кофейном столике, где прежде стояла лишь ваза с веткой рябины, теперь красовался оббитый изнутри бархатом ларец, а в нем – тонкая, хрупкая, воздушная, будто сплетенная из золотых и серебряных нитей – тиара. В вечернем газовом освещении она сияла радужными бриллиантами и переливалась расписным гильошем. Мягко светились перламутром двадцать шесть черных жемчужин. Да, это была Тиара Маргариты. – Яша… – выдохнула я, забыв вдохнуть. – Как? Откуда? Впрочем, понятно откуда. Ручаюсь, именно за ней мы отправились в Город утраченного. – Она настоящая? – Самая что ни на есть настоящая, – заверил Яша. – Сделанная рукой знаменитого Карла фон Гирса в подарок единственной дочери. Я не смела даже приблизиться к украшению, чтобы рассмотреть его получше – и настоящим святотатством посчитала, когда Яша запросто взял ее в руки и принялся закреплять в моих волосах… – А если Кики или Драгомиров ее узнают? – Надеюсь, что узнают. – Яша заговорщически подмигнул. – Не бойся, я буду рядом. Мне все это было не по душе, но спорить я не стала. Надеюсь, он знает, что делает… * * * Сани лихо мчались по заснеженным улицам – только ветер в ушах свистел. Когда перед поворотами извозчик все-таки соизволял придержать лошадку, я успевала оглядеться и налюбоваться красотой, устроенной в Петербурге к этой новогодней ночи. А любоваться было на что. Дома и особняки, как волшебные шкатулки, сверкали фонарями и елочными гирляндами; витрины лавочек – будто соревновались меж собой в великолепии – представляли целее композиции с картонными фигурками волхвов, Девы Марии и младенца Иисуса. Из каждого окна непременно доносилась музыка, а где-то в отдалении ярко вспыхивали огни фейерверка. Мы припозднились. До полуночи оставалось немногим меньше двух часов, когда мы все-таки добрались до особняка господ Вишняковых. Вряд ли это заметил кто-то, поскольку гости давно уж были навеселе – смеялись, шумели, шутили, и едва удалось нам с Яшей протиснуться дальше передней. Умом я понимала: нужно сперва удостовериться, что старшего фон Гирса и правда нет на празднике – но глаза выискивали в толпе одно-единственное лицо. И нашли. Господин Драгомиров, по-видимому, и сам только что приехал. Еще одетый в элегантное черное пальто, он стоял средь толпы – но совершенно сам по себе. Я подумала тогда, что в этом мы с ним похожи: оба чужаки здесь. А вот чудаком Гришу назвать сейчас язык не повернулся бы ни у кого… Одетый с иголочки, выбритый так чисто, каким я его еще ни разу не видела, а русые волосы причесаны модно и гладко, даже, кажется, напомажены слегка. Сдается мне, он совершил настоящую сделку с совестью, когда одевался на этот праздник. И почему я раньше не замечала, что он настолько красив? Как ровна его осанка, широки плечи, и как горд и величествен чеканный профиль его лица… Стайка барышень, ведомых маменькой, с деланной скромностью стреляли в его сторону глазками, поправляли локоны, проходя мимо, и милейше краснели. Гриша на них не смотрел. Взглядом он старательно выискивал кого-то в толпе. И тоже нашел. – Я уж боялся, что вы не приедете, Марго, – сказал он первым делом, не успев даже поздороваться. – Рад, что вам лучше. Вы сегодня необыкновенно… кхм… красивы. Все-таки мужчины в любую эпоху есть мужчины. Гришин взгляд легко и невесомо, будто бы случайно, окинул, меня от макушки до пят. Еще более случайно задержался в районе декольте – и живо вернулся к моим глазам. Нет-нет, так и говорил этот его взгляд, – я только в глаза вам и смотрел, остальное вам померещилось. Если он узнал жемчужную тиару в моих волосах, то виду не подал: декольте его увлекло заметно больше. – Вы тоже сегодня… кхм… постарались, – не осталась я в долгу. – Это что у вас – помада на волосах? Наверное, я смела этим все правила этикета, но все равно шагнула к нему еще ближе, чтобы легонько коснуться его волос. – Хрустят… Гриша смотрел мне в глаза, и на его лице была улыбка – тихая, почти умиротворенная. Как, оказывается, красивы его губы, когда он улыбается. Признаться, дерзкой этой выходкой я хотела его смутить – но теперь, стоя так близко к нему, дыша его одеколоном с горькой ноткой кардамона, была смущена сама. …Слава богу, какая-то дама нечаянно задела меня локтем, и наваждение спало. Очнулся и Гриша. – Да… помада, – запоздало ответил он на мой вопрос. – В цирюльне сказали, без этого нынче нельзя. Гриша пожал плечами и, как будто извиняясь, подцепил отворот пальто: – я, признаться, уже лет шесть не надевал всего этого. Совершенно отвык. Что ж… надеюсь очень скоро увидеть вас в бальной зале, Марго. Я даже оскорбилась: – Разве не вы меня проводите? – Разве это правильно – незамужней даме появляться в обществе не родственника? – Разве вам есть дело до правил? – Мне – нет, но… – Тогда мне тем более нет, – отрезала я. Тем более что «родственник» мой где-то запропастился. Я с удовольствием отметила, как губы Гриши снова тронула легкая улыбка. Он отдал свое пальто и охотно выставил локоть, за который я, не раздумывая, крепко уцепилась. Если уж являться на первый в своей жизни бал – то лишь в обществе такого мужчины, как господин Драгомиров. И гори все синим пламенем! – Господин Григорий Драгомиров и… Маргарита Лазарева! – с заминкой, но все-таки прочитал наши имена распорядитель бала. Танцевальная зала Вишняковых была не в пример скромнее, чем в роскошном особняке на Мойке – наверное потому здесь казалось столь тесно. В центре – огромная ель, упирающаяся верхушкой в потолок; вокруг кружатся пары под аккомпанемент музыкального квартета. Квартет явно устал и играл что-то нестройное, но задорное и ужасно громкое. Мне, впрочем, это было на руку: чтобы услышать Гришу, мне приходилось опять стоять так близко к нему, что я ничего уже не чувствовала, кроме запаха его кардамона. |