Книга Босиком по траве , страница 23 – Эми Хармон

Мне снова захотелось окунуться в «Джейн Эйр», где добродетель и верность своим принципам в конце торжествовали. Джейн получила того, кого хотела, сохранив при этом достоинство. Дездемона тоже получила того, кого хотела. И он ее задушил.

Сэмюэль закрыл книгу, убрал ее в рюкзак и взглянул на меня с нежностью.

– Все, Джози, мы закончили. Тебе больше не придется это терпеть.

– Но… я пытаюсь понять… почему он убил ее? Свою жену, которую поклялся чтить, оберегать и защищать!

Эта пьеса меня просто уничтожила. В горле стоял ком. К тому же Сэмюэль отнесся к прочитанному с таким ужасающим спокойствием! Я порылась в сумке, достала плеер, натянула на голову наушники и нажала кнопку воспроизведения. Потом откинулась на спинку сиденья, зажмурилась и постаралась сосредоточиться на музыке. Звуки «Колыбельной» Шопена в ре-бемоль-мажоре полились из динамиков. Через несколько секунд я в отчаянии застонала. Очаровательная музыка словно подчеркивала весь ужас гибели невинной Дездемоны.

Сэмюэль снял с меня наушники, и мои веки открылись. Я уставилась на него с каменным лицом.

– Что такое? – пробормотала я.

– Ты слишком серьезно это воспринимаешь, – сказал он без обиняков.

Эти слова вновь распалили мою ярость.

– Отелло был таким гордым, таким талантливым! И при этом так легко обманулся! – пылко возмутилась я.

Сэмюэль задумался.

– Всего, что у него было в жизни, Отелло добивался с большим трудом. Наверное, он невольно ждал, что в любой момент корабль может дать течь. И тогда его первым бросят за борт, пусть даже судно принадлежит ему.

– То есть Отелло был легкой добычей для обманщиков? – пробормотала я. – Потому что за гордостью он прятал неуверенность?

– Неуверенность… прошлый опыт… тяжелую жизнь – кто знает? Гордость требовала свершить правосудие. Он слишком долго боролся, чтобы вынести предательство близких.

– Но в итоге его погубила гордость, а вовсе не Дездемона!

– Да, какая ирония!

Сэмюэль усмехнулся и легонько стукнул меня по подбородку. Потом он отдал мне наушники, вывернув динамик на своей стороне, чтобы послушать со мной Шопена. Я вгляделась в его строгие черты, в черные глаза, которые стали рассеянными, когда Сэмюэль приложил наушник к уху. Он был такой красивый, а музыка делала его лицо таким безмятежным! «Колыбельная» играла, а я с нарастающей тоской смотрела на него – на человека, который стал мне так дорог.

Автобус, пыхтя и вздрагивая, затормозил на остановке. Утром мы последними занимали свои места, ну а вечером первыми покидали салон, поскольку мистер Уокер возвращался по тому же маршруту. Сэмюэль выпустил свой динамик, протянул мне наушники и поднял мой рюкзак, чтобы я убрала плеер. Мы на нетвердых ногах поспешили вперед по покачивающемуся салону и спустились по крутым ступенькам на улицу, где светило мартовское солнце. Оно слепило, отражаясь от тающего снега, заставляя меня прищуриваться. Сэмюэль направился к своему дому, но я окликнула его. Он обернулся, приподняв брови и придерживая рюкзак на плече.

– Неужели любовь – это так сложно? – в отчаянии спросила я. – Неужели так трудно довериться кому-то? Я не понимаю. – В голове мелькнули строки Первого послания к коринфянам. – Может, Отелло и вовсе не любил Дездемону?

Сэмюэль посмотрел на меня с такой мудростью и пониманием, что я почувствовала себя ужасно наивной.

Он в несколько шагов преодолел расстояние между нами.

– Отелло любил Дездемону. С ума по ней сходил. Проблема была не в этом. Просто Отелло с самого начала боялся, что недостоин ее. Он «черный мавр», она «прекрасная Дездемона». – Сэмюэль говорил непринужденно, но в его глазах затаилась тоска. – Все это было слишком хорошо, слишком не похоже на правду, и он опасался, что долго это не продлится. Поэтому, когда кто-то заговорил о ее предательстве, ему было проще усомниться в ней, чем поверить, что она действительно его любит.

– Но она ведь любила!

Сэмюэль пожал плечами, словно отмахиваясь от моих слов, и отвернулся.

– Сэмюэль!

– Что, Джози?!

Другие ребята, вышедшие из автобуса вместе с нами, уже отошли на достаточное расстояние, но он как будто не желал продолжать разговор.

– Она его любила! – продолжила настаивать я, отчетливо произнося каждое слово.

Взгляд Сэмюэля остановился на моем лице. Я сжала зубы, гордо выдвинув подбородок, словно бросая вызов.

– Я тебе верю, Джози, – сказал он наконец, а потом повернулся и зашагал прочь.

Его походка была ровной и неторопливой. Мокасины беззвучно ступали по слежавшемуся снегу. Я испытала облегчение оттого, что мы друг друга поняли. Только через несколько лет, перечитав пьесу, я осознала, что говорили мы вовсе не об Отелло и Дездемоне.

* * *

Учебный год приближался к концу. Сэмюэль снова отдалился от меня, стал замкнутым, почти как в начале нашего знакомства. Он все время поддерживал контакт с рекрутером. Мыслями Сэмюэль был уже не здесь. Он с яростным упорством принялся осваивать плавание и вполне преуспел, хоть и не блистал. Бассейн его больше не пугал. По вечерам он начал бегать, чтобы как можно лучше подготовиться к тренировкам в лагере. Сэмюэль признался, что хочет получить максимум баллов за физическую подготовку. После возвращения из резервации он собрал все нужные медицинские справки. Ему пришлось сделать пару прививок и сдать необходимые анализы. В последний месяц учебы Сэмюэль стал вспыльчивым и мрачным. Он ждал окончания школы и нового этапа в своей жизни.

Я не могла понять, почему он так торопится уехать. Судя по его рассказам, лагерь был ужасным местом… И разве Сэмюэль не будет скучать по мне? Я с трудом представляла себе, как буду жить, не видя его каждый день, как буду слушать музыку без него, читать в одиночестве. Если Сэмюэль с каждым днем все больше нервничал и злился, то я, в свою очередь, все глубже погружалась в отчаяние. Мне хотелось подарить ему что-нибудь в честь окончания школы. Его фото поместили на доску почета, чем он, похоже, гордился. К тому же Сэмюэль стал новым любимчиком мисс Уитмер. Он так впечатлил учительницу, что она вручила ему награду за выдающиеся успехи в английском языке. Но все это его не успокаивало.

Однажды утром в автобусе я протянула наушники Сэмюэлю, но он лишь раздраженно оттолкнул мою руку. Я сдержала инстинктивное желание расплакаться от обиды. Соня говорила мне, что у женщин много разных чувств, но выход у них один. Когда мы злимся – мы плачем. Когда радуемся – плачем. Когда грустим – тоже плачем. Когда нам страшно – вы угадали, опять плачем.

– В чем дело, Сэмюэль? – спросила я после нескольких секунд напряженного молчания.

– Просто не хочу, вот и все, – коротко ответил он.

– Ладно. Но почему ты оттолкнул мою руку? Я тебя раздражаю?

– Да.

Сэмюэль вздернул подбородок, глядя на меня так, будто специально хотел обидеть и разозлить.