Онлайн книга «Осень ацтека»
— Изменник? — повторил я. — Ты, видно, решил, будто я сбежавший раб какого-то белого человека. А это не так. И всё, что здесь есть, моё, потому что это земля моего народа. Я пришёл сюда, чтобы вернуть её законным хозяевам. — Это собственность Святой Матери Церкви! Кем ты вообще себя вообразил? — Я знаю, кто я такой. Но твоя Святая Мать Церковь дала мне имя Хуан Британико. — Боже правый! — в ужасе вскричал священник. — Значит, ты вероотступник! Еретик! Хуже язычника! — Гораздо хуже, — с готовностью подтвердил я. — А кто эти двое? — Alcalde [26] Тоналы, дон Хосе Осадо Альгарве де Сьерра. И corregidor [27], дон Мануэль Адольфо дель Монте. — Стало быть, два самых видных горожанина. И что, спрашивается, они здесь делают? — Дом Господень является убежищем. Это святое место. Было бы святотатством причинить им здесь вред. — Выходит, падре, они трусливо спрятались под твоими юбками и бросили свой народ на милость дикарей и язычников. Достойно ли это? Впрочем, я всё равно не разделяю твоих предрассудков. С этими словами я обошёл священника и одного за другим поразил обоих знатных господ мечом в сердце. — Эти сеньоры занимали высокое положение! Их высоко ценил сам его величество король Карлос! — воскликнул священник. — Не могу в это поверить. Ни один правитель не станет гордиться трусливыми и никчёмными слугами. — Я снова заклинаю тебя, чудовище! Уйди из церкви Господней! Уведи своих дикарей из Господнего прихода! — Обязательно, — заверил я священника, выглянув за дверь. — Как только мои воины вволю натешатся. Священник подошёл ко мне и взмолился: — Во имя Господа, ведь многие из этих несчастных ещё совсем дети. Многие были девственницами. Некоторые из них монахини. Непорочные Христовы невесты. — Значит, в скором времени они присоединятся к своему жениху. Надеюсь, он простит, что они явятся к нему, не сохранив целомудрия. Пойдём лучше со мной, падре. Я хочу, чтобы ты увидел кое-что, надеюсь, менее огорчительное, чем это зрелище. Я вывел его из церкви и во дворе среди других своих воинов, не занятых на данный момент делом, высмотрел безусловно заслуживающего доверия Поцонали. — Поручаю тебе этого белого священника, ийак, — сказал я ему. — Навряд ли от него можно ожидать какой-нибудь каверзы, так что просто проследи, чтобы наши люди не причинили ему вреда. Потом я привёл их обоих во дворец. Мы поднялись наверх, в комнату с большим столом, где я указал на недописанный документ и велел священнику: — Прочти мне, что там написано, если можешь. — Конечно могу. Это всего лишь почтительное приветствие. Тут говорится: «Наидостойнейшему сеньору дону Антонио де Мендоса, вице-королю и губернатору, посланцу его величества в Новой Испании, президенту Аудиенции и Королевского Суда...» Это всё. Очевидно, алькальд собирался продиктовать писцу какой-то доклад или просьбу, адресованную вице-королю, но не успел. — Спасибо. Этого достаточно. — Теперь ты убьёшь и меня? — Нет. И за это можешь поблагодарить другого падре, которого я некогда знавал. Я уже приказал этому воину быть твоим спутником и защитником. — Значит, я могу уйти? Мой долг повелевает совершить последние обряды над телами моих несчастных прихожан. Это всё, что я могу для них сделать. — ¡Vaya con Dios! Ступай с Богом, падре! — сказал я без малейшей иронии и жестом велел Поцонали следовать за священником. А сам подошёл к окну и, в ожидании Ночецтли и рабыни, умеющей читать и писать по-испански, некоторое время наблюдал за происходящим на площади, а также за уже начавшими разгораться по окраинам города пожарами. * * * Рабыня эта оказалась сущим ребёнком, и, уж конечно, никак не мавританкой. Кожа её имела лишь чуть более тёмный оттенок, чем моя, и девочка была слишком хороша собой, чтобы принадлежать к чёрной расе. Но в том, что это дитя — плод смешанной крови, сомневаться не приходилось: все девушки-полукровки созревают очень рано и уже в очень юном возрасте, как и рабыня, которую ко мне привели, обретают развитые формы. Наверное, девочка относилась к тем людям смешанной крови, о которых в своё время мне рассказывал Алонсо де Молина: была квартеронкой или кем-то в этом роде. Возможно, как раз по этой причине ей сочли нужным дать некоторое образование. Моё первое испытание состояло в том, что я обратился к юной рабыне по-испански: — Мне сказали, что ты умеешь читать написанное испанцами? Она поняла и почтительно ответила: — Да, мой господин. — Тогда прочти мне это. Без малейшей запинки, прямо с листа, девушка бегло прочла: — «Аl muy illustrisimo Senor Don Antonio de Mendoza, visorrey é gobernador por Su Majestad en esta Nueva Espana, presidente de la Audencia у la Chancellerfa Real...» И это всё, мой господин, здесь только обращение. И, с твоего позволения, замечу, что написано оно не самым искусным писцом. — Мне говорили также, что ты умеешь писать на этом языке. — Да, мой господин. — Я хочу, чтобы ты написала кое-что для меня. Возьми другой листок бумаги. — Конечно, мой господин. Только дай мне приготовиться. На пере чернила засохли. — Пока мы ждём, Ночецтли, — велел я своему помощнику, — найди священника этой церкви. Он где-то в толпе снаружи, вместе с нашим ийаком Поцонали. Приведи священника ко мне. Тем временем девочка отложила в сторону запачканное перо, достала из сосуда свежее, искусно наточила ножом его кончик, деликатно поплевала в чернильницу, помешала её содержимое новым пером и наконец сказала: — Я готова, мой господин. Что мне написать? Я ненадолго задумался, глядя в окно. Уже смеркалось, но зато пожаров становилось всё больше, и полыхали они всё ярче, грозя в скором времени полностью пожрать Тоналу. Снова повернувшись к девушке, я, отчётливо и медленно, так, чтобы она успела записать их, пока они звучат, произнёс несколько слов, а потом и глянул ей через плечо, положив две бумаги — неоконечное послание и её листок — рядом. Разумеется, я не мог прочесть написанное, ни там, ни там, но вот почерк девушки показался мне более чётким и уверенным, чем закорючки писца. — Прочесть тебе это, мой господин? — робко спросила она. — Нет. Вот пришёл священник. Пусть он прочтёт. Я указал на листок. — Падре, сможешь ты прочесть также и то, что здесь написано? |