Книга Граница вечности, страница 233 – Кен Фоллетт

— Я сомневаюсь, что в Чехословакии осталось много буржуазных элементов после двадцати лет коммунистического режима, — сказал он.

В качестве доказательства Филиппов предъявил два документа. Одним из них было письмо Симона Визенталя, директора Еврейского центра документации в Вене, в котором он высоко оценивает деятельность сионистских; коллег в Праге. Вторым документом была листовка, напечатанная в Чехословакии, с призывом к Украине отделиться от ССCP.

Сидевшая напротив Наталья Смотрова высмеяла неуклюжую уловку:

— Это не документы, а явная липа. Просто невероятно, чтобы Симон Визенталь занимался контрреволюционной деятельностью в Праге. КГБ способен работать гораздо лучше.

— Дубчек раскрыл свою предательскую сущность, — злобно сказал Филиппов.

В его словах содержалась крупица правды. Когда прежний чешский лидер стал непопулярен, на его место с одобрения Брежнева посадили Дубчека, потому что он казался покладистым и надежным. Его радикализм стал неприятной неожиданностью для кремлевских консерваторов.

— Дубчек позволил газетам нападать на коммунистических лидеров, — продолжал Филиппов.

Здесь его позиция была слаба. Предшественник Дубчека Новотный плутовал, и сейчас Димка решил поставить точки над «i».

— Получившие свободу газеты предали гласности тот факт, что Новотный пользовался правительственной импортной лицензией для покупки лимузинов «ягуар», а потом продавал их своим коллегам по партии с большой выгодой. Ты действительно хочешь защищать таких людей, товарищ Филиппов? — с наигранным недоверием спросил Димка.

— Я хочу, чтобы в коммунистических странах была жесткая дисциплина, — ответил Филиппов. — Антисоветские газеты скоро начнут требовать так называемую демократию западного образца, при которой политические партии, представляющие соперничающие буржуазные группировки, создают иллюзию выбора, но объединяются для подавления рабочего класса.

— Этого никто не хочет, — сказала Наталья. — Но мы действиг тельно хотим, чтобы Чехословакия была развитой страной в культурном отношении, привлекательной для западных туристов. Если мы применим силу и туризм сократится, Советский Союз будет вынужден тратить даже больше денег, чтобы поддержать чешскую экономику.

— Это точка зрения Министерства иностранных дел? — усмехнулся Филиппов.

— Оно хочет переговоров с Дубчеком с целью получить гарантии, что Чехословакия останется коммунистической, а не грубой интервенции, которая вызовет негативную реакцию как со стороны капиталистических, так и коммунистических стран.

Под конец сидящие за столом в основном приводили доводы экономического характера. Помощники рекомендовали Политбюро, чтобы Дубчеку задали вопросы другие участники Варшавского договора на их следующей встрече в Дрездене в Восточной Германии. Димка ликовал: угроза чистки, которую затевали сторонники «жесткого» курса, была устранена, по крайней мере, на данный момент. Захватывающий чешский эксперимент с реформированием коммунизма мог продолжаться.

Выйдя из комнаты, Димка сказал Наталье:

— Мой развод состоялся. Я уже официально не женат на Нине.

— Хорошо, — произнесла она сдержанно, но вид у нее был озадаченный.

Димка в течение года жил отдельно от Нины и маленького Григория в своей небольшой квартире. Там урывками один-два раза в неделю он проводил несколько часов с Натальей. Это не устраивало ни его, ни ее.

— Я хочу жениться на тебе, — сказал он.

— Я согласна.

— Ты поговоришь С Ником?

— Да.

— Сегодня?

— В ближайшее время.

— Чего ты боишься?

— Я не боюсь за себя, — проговорила она.

— Мне все равно, что он сделает со мной. — Димка поморщился, представив ее с разбитой губой.

— Я беспокоюсь за тебя, — продолжала она. — Вспомни торговца с рынка.

Димка вспомнил. Спекулянт, обманувший Наталью, был избит так сильно, что оказался в больнице. Наталья намекала, что то же самое может произойти с Димкой, если она попросит развода у Ника.

Димка не поверил этому.

— Я не какой-нибудь жалкий фарцовщик, я правая рука премьера. Ник не посмеет тронуть меня. — Он был почти уверен в этом.

— Не знаю, — засомневалась Наталья, — У Ника тоже есть связи в верхах.

Димка заговорил спокойнее:

— Ты все еще продолжаешь заниматься сексом с ним?

— Не часто. У него есть другие женщины.

— Тебе нравится?

— Нет!

— А ему?

— Не очень.

— Тогда в чем проблема?

— В его гордости. Он разозлится при мысли, что я могла бы предпочесть другого мужчину.

— Я не боюсь его злобы.

— А я боюсь. Но я поговорю с ним. Обещаю.

— Спасибо. — Димка понизил голос до шепота: — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Димка вернулся в свою рабочую комнату и написал краткий отчет о совещании своему боссу Алексею Косыгину.

— Я тоже не верю КГБ, И сказал Косыгин; Андропов хочет свернуть реформы Дубчека и фабрикует доводы в оправдание своего шага. — Юрий Андропов был новым председателем КГБ и фанатичным сторонником жесткого курса.

— Но мне нужна надежная разведывательная информация, — продолжал Косыгин. — Если нельзя доверять КГБ, то на кого мне положиться?

— Пошлите туда мою сестру, — предложил Димка. — Она работает в ТАСС. В период кубинского ракетного кризиса она посылала Хрущеву ценнейшие сведения разведывательного характера из Гаваны по каналам армейской связи. Она может делать то же самое из Праги.

— Хорошая идея, — сказал Косыгин. — Организуйте это.

* * *

Димка не видел Наталью на следующий день, но через день она позвонила ему, когда он уходил с работы в семь вечера.

— Ты разговаривала с Ником? — спросил он.

— Еще нет.

Прежде чем он успел выразить свое разочарование, она продолжила:

— Но случилось еще кое-что. К нему приходил Филиппов.

— Филиппов? — удивился Димка. — Что хочет чиновник Министерства обороны от твоего мужа?

— Он затевает какую-то гадость. Я думаю, он сказал Нику о тебе и обо мне.

— Зачем? Мы всегда сцепляемся на совещаниях, но все же…

— Я кое-что не сказала тебе. Филиппов пытался ухаживать за мной.

— Дубина. Когда?

— Два месяца назад в баре «На набережной». Ты уезжал с Косыгиным.

— Невероятно. Он думал, что ты ляжешь с ним в постель только потому, что я в отъезде?

— Что-то в этом роде. Я была в замешательстве. Я сказала ему, что не буду спать с ним, если бы он был последним мужчиной в Москве. Возможно, мне нужно было быть более сдержанной.