
Онлайн книга «Граница вечности»
— Он, кажется, юрист? — Больше чем юрист. Он помогал Мартину с написанием книги «Шаг к свободе». У них тесные отношения. — ФБР утверждает, что Левисон коммунист. — Для ФБР каждый, кто не согласен с Эдгаром Гувером, коммунист. — Бобби назвал Гувера педиком. Верина засмеялась. — Думаешь, это он серьезно? — Не знаю. — Гувер — бархотка? — Она недоверчиво покачала головой. — Не верится. На самом деле это не смешно. Она вела машину под дождем в Старый четвертый округ, где обосновались сотни фирм и предприятий, которыми владели негры. Могло показаться, что в каждом квартале есть церковь. Каштановая авеню когда-то считалась самой процветающей негритянской улицей в Америке. Конференция христианских лидеров Юга помещалась в доме под номером 320. Верина остановила машину у длинного двухэтажного здания из красного кирпича. Джордж сказал: — Бобби считает, что Кинг высокомерен. Верина пожала плечами. — Мартин считает, что Бобби высокомерен. — А ты как считаешь? — Они оба правы. Джордж засмеялся. Ему нравилось остроумие Верины. Они быстро пробежали по мокрому тротуару и вошли в дом, Им пришлось ждать пятнадцать минут в приемной, прежде чем Кинг принял их. Мартин Лютер Кинг был внешне приятный мужчина тридцати трех лет, с усами и преждевременно редеющими черными волосами, невысокого роста — примерно 167 сантиметров, как предположил Джордж — и полноватый. На нем были хорошо отутюженный темно-серый костюм, белая рубашка и узкий черный сатиновый галстук. Из нагрудного кармана виднелся уголок белого шелкового платка, а манжеты скрепляли крупные запонки. Джордж уловил слабый запах одеколона. О Кинге у Джорджа сложилось мнение, что это человек, преисполненный чувства собственного достоинства. Джорджу это импонировало, потому что ему самому такое было не чуждо. Кинг пожал руку Джорджу и сказал: — Последний раз мы виделись незадолго до автобусного рейса свободы в Аннистон. Как ваша рука? — Она полностью зажила, спасибо, — ответил Джордж. — Сейчас я не участвую в соревнованиях по борьбе, но бросать спорт не собираюсь. Я тренирую школьную команду в Айви-сити: — Хорошее дело учить негритянских мальчиков использовать силу в спорте с соблюдением правил, — одобрительно отозвался Кинг. — Присаживайтесь. — Он показал на стул и вернулся на свое рабочее место за столом, — так почему же министр юстиции послал вас ко мне? В его голосе послышались нотки ущемленного самолюбия. Возможно, Кинг считал, что Бобби должен был сам приехать к нему. Джордж изложил в общих чертах проблему со Стэнли Левисоном, не опуская ничего, кроме намерения ФБР получить санкцию на прослушивание телефона Кинга. — Бобби послал меня сюда, чтобы я со всей решительностью, на какую способен, убедил вас прекратить все связи с мистером Левисоном, — подчеркнул он в заключение. — Только так вы можете оградить себя от обвинения в пособничестве коммунистам, обвинения, которое может причинить непередаваемый вред движению, в которое мы с вами верим. Когда он закончил, Кинг сказал: — Стэнли Левисон не коммунист. Джордж намеревался задать вопрос, но Кинг поднял вверх руку и остановил его. Кинг был не из тех, кто позволит перебивать себя. — Стэнли никогда не был членом компартии. Коммунизм — атеистическая идеология, и я, как приверженец господа нашего Иисуса Христа, не допускаю возможности иметь близким другом атеиста. Но… он наклонился вперед над столом, — это еще не вся правда. Он замолчал на несколько мгновений, но Джордж понимал, что ему лучше помолчать. — Позвольте рассказать вам всю правду о Стэнли Левисоне, — продолжил Кинг, и Джордж подумал, что сейчас он услышит проповедь. — Стэнли умеет делать деньги. Это угнетает его. Он предпочел бы посвятить жизнь оказанию помощи другим. В молодости он… стал одержимым. Да, это то самое слово. Стал одержимым идеями коммунизма. Хотя он никогда не вступал в партию, он направил свои замечательные способности на то, чтобы всячески помогать американской компартии. Поняв вскоре, как он был неправ, он порвал с ними и начал помогать бороться за дело свободы и равенства негров. Вот так он стал моим другом. Джордж дождался, когда Кинг закончит, и сказал: — Я с большим сожалением услышал это от вас, ваше преподобие. Если Левисон был финансовым советником компартии, он навсегда подорвал свою репутацию. — Но он изменился. — Я верю вам, но другие не поверят. Продолжая поддерживать отношения с Левисоном, вы будете давать повод для нападок со стороны наших врагов. — Пусть так и будет, — проговорил Кинг. Эти слова ошеломили Джорджа. — Что вы имеете в виду? — Необходимо следовать моральным устоям, когдаониустраивают нас. Иначе зачем они нам нужны? — Что, если пойти на компромисс?.. — У нас не может быть компромиссов, — сказал Кинг. — Стэнли поступал неправильно, помогая коммунистам. Он раскаялся и заглаживает вину. Я — проповедник на службе Господа. Я должен прощать, как прощает Иисус, и принимать Стэнли с распростертыми объятиями. Небеса возрадуются одному раскаявшемуся грешнику больше, чем девяносто девяти праведникам. Я сам часто нуждаюсь в Божьей милости, чтобы отказать другому в прощении. — Но цена… — Я христианский пастор, Джордж. Доктрина всепрощения глубоко укоренилась в моей душе, глубже, чем свобода и справедливость. Я не могу отступиться от этого, чего бы мне это ни стоило. Джордж понял, что его миссия обречена. Кинг был предельно откровенен. И бессмысленно было пытаться переубедить его. Джордж встал. — Я признателен, что вы уделили мне время и изложили вашу точку зрения. Я высоко ценю ее, как и министр юстиции. — Благослови вас Господь, — сказал Кинг. Джордж и Верина вышли на улицу и, не говоря ни слова, сели в машину. — Я подброшу тебя до гостиницы, — предложила она. Джордж кивнул. Он размышлял над словами Кинга. Говорить ему не хотелось. Они ехали молча, пока она не остановилась перед входом в гостиницу. — Ну, что? — сказала она. — Мне стыдно за себя перед Кингом, — признался он. — Вот что делают проповедники, — сказала мать Джорджа. — Такая у них работа. Тебе это пошло на пользу. — Она налила ему стакан молока и отрезала кусок торта. Но он не хотел ни того, ни другого. Сидя у нее на кухне, он рассказал, все как было. — Он был непоколебим, — сокрушался Джордж. — Зная, что он прав, он не останавливался ни перед чем. |