Онлайн книга «Ангел севера»
|
– Они не просто задают вопросы. Дело гораздо хуже, тихо проговорила Алисия. – Бедный Николай! Такой судьбы я и худшему врагу не пожелаю. Тася замолчала, думая о жутких пытках, о которых шептались в Санкт-Петербурге: с их помощью «развязывали языки» у врагов государства и наказывали непокорных. Как орудие пытки наиболее часто использовался кнут. Опытный палач мог рассечь тело до кости, а ведь кнут сочетали с раскаленным железом и другими изощренными орудиями пытки. Боль, которую они причиняли, могла свести с ума. Что сделали они с Николаем, насколько тяжело он искалечен? От этих мыслей все удовольствие от подарков матери пропало, Тасю затопила щемящая сердце жалость. – Я думаю, нельзя ли что-нибудь предпринять, чтобы помочь Николаю? – Почему вы хотите помочь ему? – спросила Эмма. Он плохой человек. Он заслужил все, что получает. – «Не судите да не судимы будете, – процитировала Тася Евангелие. – Прощайте и вам простится». Эмма нахмурилась и снова занялась стоявшим перед ней ящиком с подарками, бормоча себе под нос: – Все равно он плохой. К огорчению Таси, отношение Люка к страданиям Николая было таким же, как и у его дочери. Когда она поздним вечером показала ему письмо матери. Люк не проявил ни капли сострадания, что очень разочаровало ее. – Ангеловский знал, насколько опасна его затея, – сдержанно произнес он. – Он решил непременно убить Щуровского, и сделать это даже ценой собственной жизни. Его обуревает страсть к опасным играм, Тася. И его политические враги нашли способ уничтожить его. Но он же знал, что так может случиться. Николай шел на это с открытыми глазами. – Я не могу не жалеть его, – отвечала Тася. – Уверена, что в тюрьме его жестоко мучают. Люк пожал плечами: – Мы ему ничем не можем помочь. – Разве ты не можешь по крайней мере заставить кого-нибудь послать в Россию неофициальный запрос? Кого-то из твоих знакомых в министерстве иностранных дел? Синие глаза Люка пронзительно глянули на нее. – Почему тебя заботит, что станет с Николаем Ангеловским? Бог свидетель, ему всегда была глубоко безразлична твоя судьба, да и судьбы любых других людей. – Частично потому, что мы в родстве… – Очень отдаленном. – …а частично потому, что он стал жертвой тех же продажных чиновников, от которых пострадала я. – В его случае этому есть причина, – едко заметил Люк. – Разве ты веришь, будто Щуровский покончил с собой? Его снисходительный тон уязвил Тасю. – Если ты решил стать для Николая сразу и судьей, и палачом, то ты ничуть не лучше царя и его поганых приспешников! Они яростно смотрели друг на друга. Гневный румянец волной залил шею и лицо Люка. – У меня есть на это право. Я знаю, что это такое, когда все против тебя, когда все обвиняют и не к кому обратиться… – Следующим твоим шагом, наверное, будет требование взять его в мой дом. – Геоидом? Я-то думала, что это каждом! Нет, я так не думала, но неужели это будет слишком – попросить тебя об убежище для кого-то из моей семьи? – Да, слишком, если этот кто-то – Николай Ангеловский. Проклятие, Тася, ты же прекрасно знаешь, на что он способен. Он не стоит этого разговора. После всего того, что он нам сделал. – Я его простила. И если ты не можешь его простить, по крайней мере постарайся понять… – Я скорее увижу его в аду, чем прощу его вмешательство в нашу жизнь. – Потому что он уязвил твою гордость, – бросила Тася. – Поэтому тебя и бесит даже одно упоминание его имени. Удар попал точно в цель. Она поняла это по внезапно сдвинувшимся бровям и яростно забившейся жилке на щеке. Она увидела, как он стиснул зубы, чтобы удержать ядовитый ответ. Наконец ему удалось овладеть собой в достаточной мере, чтобы заговорить, хотя голос еще дрожал от ярости: – Ты думаешь, мне моя гордость дороже твоей безопасности? Тася упорно молчала, испытывая одновременно и гнев на мужа, и чувство вины перед ним. – О чем мы спорим? – спросил Люк. Глаза его были холодны как лед. – Что мне надо сделать? – Единственное, о чем я прошу, – попытайся узнать, жив Ангеловский или нет. – И что потом? – Я… – Тася отвела глаза в сторону и уклончиво пожала плечами: – Не знаю. Губы его насмешливо искривились. – Ты никудышная лгунья, Тася. * * * На следующий день Люк ушел из дома, так и не согласившись выполнить ее просьбу. Тася понимала, насколько безрассудно снова заговаривать с ним об Ангеловском. Еще несколько дней прошло как обычно, но в разговорах проскальзывала натянутость, а в молчании чувствовались незаданные вопросы, на которые не было ответов. Тася и сама себе не могла объяснить, почему беда Николая так ее тревожит, но беспокойство не исчезало, и она все сильнее хотела знать, что с ним. Однажды вечером, после ужина, когда Эмма ушла в свою комнату, Люк выпил бренди и оценивающе посмотрел на Тасю. Она неловко поежилась под его взглядом, догадываясь, что он хочет сообщить ей нечто важное. – Князь Николай выслан из России, – коротко объявил он. – От министра иностранных дел я узнал, что он снял дом в Лондоне. Тася взволнованно засыпала его вопросами: – В Лондоне? Он сейчас здесь? Почему он приехал в Англию? Как он? В каком состоянии? – Это все, что я знаю. И я запрещаю тебе общаться с ним. – Запрещаешь? Люк поигрывал рюмкой, медленно поворачивая ее в пальцах. – Поверь, ему ничего не нужно от тебя. У него есть все, что необходимо. Кажется, ему разрешили вывезти из России десятую часть имущества. Этого более чем достаточно. – Да, конечно, – заметила Тася, соображая, что десятая часть имущества Ангеловских составляет по меньшей мере миллионов тридцать. – Но потерять дом, наследие предков… – Он великолепно обойдется без них. Тася была поражена его черствостью. – Ты знаешь, что делают на допросах с людьми, обвиняемыми в государственной измене? Любимый прием – это иссечь человеку спину до костей, а потом поджарить на огне, как свинью на решетке! И на какие бы уступки они ни пошли, уверена, что никаких денег не хватит, чтобы расплатиться за зло, которое они ему причинили. У него в Англии нет родных, кроме меня и Алисии Эшборн… – Никогда в жизни Чарльз не позволит Алисии навестить Ангеловского. – Ах, значит, вы с Чарльзом оба держите своих жен в кулаке? – Тася вскочила со стула, не в силах сидеть на месте и продолжать спокойный разговор. Все в ней кипело от возмущения. – Когда я выходила за тебя замуж, то считала, что муж-англичанин будет меня уважать, позволит мне говорить то, что думаю, и предоставит мне свободу. Из того, что ты рассказывал мне о первом браке, было ясно, что именно так ты обращался со своей первой женой. Ты не можешь утверждать, будто встреча с Николаем мне сейчас чем-то угрожает или что я причиню вред кому-то, если его увижу! Ты не можешь запрещать мне что-либо, не объяснив причины… |