Книга Стазис, страница 79 – Вадим Картушов

– Ты врешь! – крикнул Ингвар. – Я знал, что так и будет! Дометиан предупреждал! Ты есть ложь и послан смутить меня! Ты сам хочешь убить Отца Стазиса! Или спасти, черт знает зачем, мне плевать! Земля не опустеет окончательно, если убить его. Она освободится, а ты бес! Я принимаю твой вызов и буду творить ритуал вместе со святым отцом! Я убью Отца Стазиса, а потом за тебя примусь!

– Не вру, – сказал Дмитрий. – Дерзай, мальчик. Удачи тебе.

– Почему твой молчит? Названный сын, – спросил Синклер неожиданно. – Он марионетка?

– Он свободный и сильный, – ответил Дмитрий неожиданно зло. – Тебя забыл спросить. Про воспитание.

Он повернулся к юноше с гитарой. Тот пожал плечами.

– Скажи им, – потребовал Дмитрий.

– Что сказать? – спросил парень.

– Тебя привела воля. Скажи. Подтверди ему! Он не смеет! – крикнул Дмитрий.

– Меня привела воля, – сказал парень.

– Как его зовут? – спросил Синклер. – Где мать и отец?

– Не отвечай! – потребовал Дмитрий. – Я отец.

– Хреновый, – сказал Синклер.

– Где ты был? Когда. Я просил помощи? – внезапно спросил Дмитрий.

– Здесь, – ответил Синклер и обвел руками пространство вокруг. – Ты не просил. Ты требовал. Есть разница.

Дмитрий замолчал. Он заметно погрустнел – уголки рта опустились. В отличие от улыбки, опустились оба.

– Поздно теперь, – сказал он. – Пустое. Если докажу Отцу. Что я достоин. Стану частью Троицы. Троица будет держать. Весь мир. До Тысячелетнего царства. Сейчас – Великая скорбь. Я понял это. Будучи в Стазисе. Надо пережить. Нельзя сдаваться. Хуже, чем самоубийство. Ладно. Хватит болтать. Святой скимник! Твори ритуал. Синклер! Твори ритуал.

– Я не знаю ритуала, – сказал Синклер. – И я ухожу. Мы уходим. Идите в жопу. Пойдем, ребята.

Он развернулся, обнял Горбача и Лизу за плечи. Они вместе пошли с холма.

– Что это было? – спросил Горбач.

– Сумасшедший фантом, – ответил Синклер. – Пусть гребутся. Мне плевать.

– Зачем мы уходим? – спросила Лиза.

– Затем. Есть вещи важнее.

– Значит, мы не увидим Отца Стазиса?

– Его не существует, – сказал Синклер. – Безумцы безумны. Мы вернемся. Во Владимир. Или любой город. Будем жить. Книги читать. На охоту ходить. В реке купаться! Проживем. Как-нибудь. Мир спасется без нас.

– Он существует, – сказала Лиза. – Я видела его, ты забыл, да?

Синклер встал. Он не забыл, но считал, что это был просто дурной сон и наведенная магия скимника. Но если он не будет воспринимать их страхи как свои, не будет бороться с их фантомами, не будет им верить, то чем он отличается от Дмитрия?

– Я верю, – сказал он. – Верю. Просто зачем нам? Пойдемте, пожалуйста. Я не хочу.

Он даже не заметил, насколько жалобно стал звучать голос. А заметил бы – смутился. Горбач похлопал его по плечу.

– Он есть, он там. Ему очень одиноко и бесконечно страшно, – сказала Лиза. – Я должна попробовать его разбудить.

– Она права, – сказал Горбач. – Мир, может быть, спасется без нас. А он без нас не спасется.

Синклер вновь достал из мешка зерно, развернул бумагу. Посмотрел в него. Тусклый свет резал глаза, словно прожектор или мощная фара. Глядя на него, он хотел бежать без оглядки. Но кто он тогда будет?

– Если вы. Такие умные, – сказал он сердито. – То, может. Ритуал знаете? Или мне. У этих спрашивать? Я не знаю.

– Мне кажется, я знаю, – сказала Лиза. – Во сне у входа росло маленькое деревце.

Они вернулись к дому на холме около церкви. Дометиана, Ингвара, Дмитрия и его названного сына уже не было. Подъездная дверь с кодовым замком была обклеена старыми пожелтевшими объявлениями. В палисаднике у крыльца росли два небольших дерева. Дометиан и Дмитрий уже вошли к Отцу Стазиса. Надо торопиться и успеть раньше их? Они в подъезде? Синклер подумал, что лучше не торопиться.

– Надо посадить зерно и прозвенеть в колокольчик, – сказала Лиза. – Я почти уверена, что это сработает. Очень уверена.

Синклер разрыл ямку около крыльца. Ему показалось правильным сделать это в самом углу палисадника, около окна. Он посадил туда зерно и прозвенел в колокольчик. Горбач и Лиза смотрели на его действия завороженно. Через несколько секунд оттуда, словно в сказке, выросло маленькое деревце. «Кажется, это молодой тополь, – подумал Синклер. – Летом хорошо жечь тополиный пух. Главное – не обжечься и ничего не спалить».

Подъездная дверь пропела кодовым замком, щелкнула и открылась неожиданно широко, ударилась о борта лестницы с жалобным треском. Синклер сперва испугался резкого движения двери. Но потом понял – там просто сломан доводчик.

– Пойдем? – спросил он.

– Пойдем, – сказала Лиза.

– Пойдем, – сказал Горбач.

Они вошли в темный подъезд.

Одиннадцать. Если ты помнишь, кто мы есть

Я пробудился от вечности, от бесконечности, от состояния ума несравненно более живого и разумного, нежели все, что мне было известно до сих пор, и хотя я не мог подыскать этому имя, мне открылось буквально следующее – эта безымянная мысль о ничто в действительности была двумя огромными черными сферами, в которых я увидел себя.

Припомнилось некое видение из средневековой истории о волшебнике, и медленно, неспешно я заскользил вверх из глубин, чтобы уразуметь, что эти две сферы были всего лишь два глаза. И затем уже мне стало ясно – и догадка эта звучала как абсурдная и смехотворная шутка, – что эти два глаза были расположены на девичьем лице.

Кто это сказал?

Нелетальный ущерб, ржавый молот и серп, рваный и перемолотый. Посмотри на мой герб. На нем кролик и колокол. На нем солнечный кролик. И маленький колокол.

Это я сказал.

Я не понимаю, что происходит. Мне очень страшно. Но кто-то говорит – ничего не бойся, все уже случилось, и я успокаиваюсь. Меня сковал сонный паралич, но он больше не несет в себе бесконечный ужас. Я просыпаюсь во сне, и фотографии на стенах постоянно меняют свое положение. Но теперь я помню, где они висели раньше.

Сквозь сон я слышу шум на лестничной площадке. Во сне я часто слышал разные невообразимые шумы и шорохи: звон басовых заупокойных колоколов, скрежет веревок, на которых пляшут куклы, бесконечное пение на одной ноте, треск огня и смех. Это всегда во мне, но это никогда не ко мне. Однако шум, который я слышу сейчас, заметно отличается от всего, что я слышал раньше. Это шаги – аккуратные, настороженные, человеческие.

Неужели они ко мне?

Кстати, кажется, во дворе звенел колокольчик.