
Онлайн книга «Куда заводит страсть»
– Где я могу почистить свою одежду? – спросила Резали, указывая на перепачканное платье. Рэнд улыбнулся. – Придется купить тебе новое. "Так поступают только с женщинами, находящимися на содержании, – думала Розали. – А я не желаю быть его содержанкой". Ей не хотелось, чтобы Рэнд покупал ей одежду, это выглядело бы слишком фамильярным. "Но разве я виновата, что мне приходится играть подобную роль?" – говорила она самой себе. Рэнд понимал, какая внутренняя борьба происходит в ней. – Отнеси это на счет моего долга тебе, – спокойно сказал он. – Тебе все равно придется смириться – ведь не будешь же ты ходить голышом. А впрочем, решай сама. И тут Розали улыбнулась ему. – Не сомневаюсь, что ты оденешь меня, как какую-нибудь уличную красотку! – Как прелестную бабочку, – поправил ее Рэнд, но лицо Розали вдруг помрачнело. – Я не бабочка, лорд Беркли, не уличная девка, не прислуга и не леди. Тебе будет трудно подобрать мне платье, потому что я сама не знаю, кто я. – Хорошо, я ухожу, а ты можешь спокойно обдумать все это, – сказал он, выходя из комнаты. Наконец горничные наполнили водой большую фарфоровую ванну, и все было готово для купания. Вернувшись, Рэнд застал Розали в спальне. Она сидела на постели и пыталась расчесать волосы его гребнем. Лицо ее раскраснелось, в глазах стояли слезы. Отчаявшись, она взяла ножницы и хотела уже отрезать непокорную прядь. – Не делай этого! – неожиданно резко воскликнул Рэнд. Розали посмотрела на него, не выпуская из рук ножниц. – Но я не могу расчесать их, – с отчаянием в голосе проговорила она. – Это будет совсем незаметно, я отрежу всего несколько прядей. – Ни одного волоска! – Рэнд подошел, сел на край постели и решительно отложил ножницы в сторону. Она с удивлением смотрела, как он, взяв в руки гребень, стал осторожно расчесывать непокорные локоны. Минуту спустя Розали, чуть смущаясь, спросила: – Как мне называть вас, милорд? – Неужели вы до сих пор не придумали подходящего имени для меня? – с улыбкой спросил Рэнд. – Кажется, пока нет. Что вы думаете об этом? Да, это был довольно деликатный вопрос. В то время даже ближайшие друзья редко называли друг друга по имени. В среде высшей знати муж и жена всегда обращались друг к другу "мистер" и "миссис", говорили отцу "сэр", а матери "мадам". Без всякого сомнения, Рэнд и Розали тоже должны были называть друг друга "лорд Беркли" и "мисс Беллью". Однако в их случае это было несколько неестественно. – Моя дорогая мисс Беллью… – проговорил Рэнд, как бы пробуя на вкус и прислушиваясь к звучанию этого чопорного сухого выражения, и покачал головой: – Нет, не то. Ты для меня просто Розали, и я ничего не могу поделать с этим. Я так и буду всегда называть тебя. – Действительно, почему бы и нет? – обиженно произнесла Розали. – После всех немыслимых вольностей, на которые вы осмелились, такая мелочь уже не имеет значения. – Это не от недостатка уважения, уверяю тебя… – Конечно, нет… Рэнделл. – Просто Рэнд. Она кивнула, соглашаясь. Отрывистое, мужественно звучащее, короткое имя больше подходило ему, чем изысканное "Рэнделл". Она улыбалась новизне подобного ощущения, возможности называть мужчину только по имени. И все-таки ей казалось немного странным обращаться к кому-либо, а тем более к лорду Беркли так фамильярно. – Зачем тебе нужно было ехать во Францию? – спросила Розали. Рэнд молчал, думая, что никогда прежде ему не приходилось обсуждать с женщинами серьезные проблемы, если только они не касались секса. Конечно, Розали была далеко не глупой, что выгодно отличало ее от большинства молоденьких девушек. – А как думаешь ты? – спросил Рэнд, продолжая распутывать шелковые пряди. – Вероятно, это не светские дела, иначе ты не взял бы меня сюда. – Да, верно, мне пришлось приехать по делу. – Он помолчал. – Беркли – владельцы огромного состояния, но самый большой доход приносит нам корабельная компания. Мы даже конкурируем с Ист-Индиан. Сейчас, когда Европа начала возрождаться после правления Наполеона, дела пошли особенно хорошо. Но, как говорит старый граф, мой дед, для управления всем этим необходимо иметь ответственность и решительность – качества, которых у меня, кажется, нет. А граф уже очень стар и болен. – Значит, все перейдет к тебе? – Розали была поражена огромностью власти, которая окажется в его руках, когда он станет наследником состояния! А он так небрежно говорит об этом. – Если я не улажу конфликт, возникший между Бостоном и Гавром, граф отдаст большую часть наследства моему младшему брату. Внезапно Рэнд расхохотался. – Думаю, он ни перед чем не остановится, лишь бы все состояние Беркли досталось ему, даже если ему придется похоронить меня заживо. – А у него есть эта ответственность и решительность, о которой говорил граф? – Нет, но зато он знает толк в деньгах. Рэнд великолепно усваивал цифры и факты, но никогда не разделял страсти Коллина к деньгам, для которого богатство было самоцелью. Тот просто боготворил "золотого тельца" и все время искал новые способы делать деньги. "Вероятно, Рэнд что-то пытался доказать старому графу" – думала Розали. – Что за человек его брат? Почему Рэнд говорит о нем с такой иронией?" Наконец волосы были расчесаны. Розали с благодарностью взглянула на Рэнда, а он стоял и тихо поглаживал ее по голове, как бы снимая напряжение и боль, причиненные ей. Розали стояла не шевелясь, боясь спугнуть эту ласку. Рэнд же испытал странное ощущение: словно поток теплого, легкого шелка струился меж его пальцев. Внезапно он остановился. – Я думаю, ванна уже готова, – сказал он. – Ты можешь принять ее первой. Очнувшись от краткого забытья. Розали открыла глаза, смущенно взглянула на Рэнда и послушно направилась в ванную комнату. Медленный огонь разливался по его телу. Теперь он точно знал, что Розали по-прежнему привлекает его. Странно, но сейчас он желал ее даже сильнее, чем несколько дней назад. Его охватила тревога, ведь он обещал больше никогда к ней не притрагиваться. К ней – единственной и желанной! – Очнись, глупец, – пробормотал он, вытирая повлажневшие ладони и удивляясь тому, насколько он умудрился усложнить свою жизнь. Но сожаление, что Розали так и осталась в девическом неведении любви и наслаждения, угнетала его сильнее, чем желание вновь обладать ею. Теперь он наказан сполна – его собственная страсть стала для него и расплатой, и тюрьмой. |