Книга Проклятие ульфхеднара, страница 46 – Елена Счастная

— Как и обещал, я хорошо заплачу тебе, — как ни в чём не бывало, продолжил Ингольв. — Сможешь даже хозяйством обзавестись. Коли дом построишь.

— О том я позже думать буду.

Гагар снова посмотрел на Асвейг, вложив в свои слова, верно, одному ему доподлинно известный смысл. Но отчего-то стало тяжело на душе. Она ведь так и не рассказала ему, что, возможно, с саамских земель и не вернётся. А коли вернётся, так может, и ненадолго вовсе.

— Осторожнее будь, Гагар, — тихо сказала ему. — Хакон с виду добрый, да на душе у него другое может быть.

— Буду, — шепнул тот. — Но ты себя побольше моего береги. Рядом с ним-то.

Ингольв недобро глянул на него — видно, расслышал — но ничего не сказал. И как только замечает всё? Верно ведь, как у зверя чувства острые.

Гагар ещё немного посидел, а после распрощался со всеми, пожелав лёгкого пути.

Наутро встали спозаранку. Неприятно удивились скверной погоде: ветер аж свистел в едва заметных щелях добротной двери. Да и дом за ночь заметно выстыл, а значит, снаружи изрядно похолодало. Да делать всё равно нечего. На лошадей погрузили необходимую в долгом пути снедь и другие вещи. Мужчины рассчитывали, что скакунов можно будет поменять в одном из последних последних поселений к югу от саамских земель. А то и вовсе продать, если погода там окажется совсем негодной для путешествия верхом. Для всех удалось раздобыть и тёплую одежду: сейчас на торге найти можно было всё что угодно. Удачное время.

Решено было в отдалении от поместья встать на стоянку, а там уж дождаться, пока все окончательно оправятся после недуга. Задерживаться в Скодубрюнне Ингольв не хотел ни одного лишнего дня.

Все согласились, ни словом не возразив. Вместе с тем, как понемногу затихал тинг, погода портилась всё сильнее. Дождей почти не было, но вот холод становился ощутимее с каждым часом. И это подгоняло в путь. Асвейг хотела даже ехать верхом сама, но мужчины, как один, пресекли её ненужную браваду. Ингольв предложил первое время ехать с ним, но она отказалась. Ну его. Так долго ощущать его позади себя, чувствовать, как он придерживает её и дышит в затылок — то ещё испытание. А потому, спросив разрешения, она поехала со Змеем, немало разозлив викинга таким решением.

Ромей заметно растерялся и постарался без надобности её не трогать. Как будто перед Ингольвом ему неловко стало. А тот знай себе сопел обиженно, будто её поведение его сильно обескуражило. Быстро же он забывает свои ошибки.

Слабость после отравления, что едва не свело в могилу, ещё давала о себе знать. Не заметив как, Асвейг привалилась затылком к плечу Змея и канула в сон. Однако тут же встрепенулась, потёрла глаза, решая, что же делать, чтобы не засыпать.

— Как ты выучился нашему языку, Змей? — преодолев робость, спросила, чуть повернувшись к спутнику, который осторожно придерживал её за талию.

Тот опустил на неё взгляд, а после снова уставился вдаль.

— Так я с самой юности с вашими воинами знался, — звук его глубокого голоса отдался подрагиванием в спину. — Они давно василевсу служат. Очень уж он их уважает. Говорит, бесстрашные, дикие. С такими только побеждать предназначено.

— Или погибать, — с ехидством отозвался Эльдьярн. — Если поддаться их безумству.

Блефиди недовольно скривил красивые губы и подогнал лошадь, чтобы уехать немного вперёд.

— Ингольв, смотри, сейчас увезёт её, и моргнуть не успеешь, — не преминул поддеть ромея Лейви.

Но викинг и головы не повернул. Только как будто бы мазнул по щиколоткам холод, что почти ощутимо исходил сейчас от него. А может, то был просто порыв ветра.

— А как же ты здесь оказался? — продолжила прерванный любопытными мужчинами разговор Асвейг. — Думала, люди обычно в тепло рвутся, чтобы благодать ощутить. Но чтобы в холод стремиться…

— Если бы я не уехал, мне стало бы там так жарко, что я, пожалуй, не выжил бы, — не очень весело улыбнулся Змей. И добавил: — Преступление я совершил, против людей и Господа. Грехов тут не замолишь, конечно, не спрячешься от них. Но жить хочется. Предательски хочется… И, может быть, искупить. Со временем.

— Наверное, у тебя на то была причина, — осторожно рассудила Асвейг.

Вряд ли он стал бы убивать кого-то только ради своей прихоти. Как ни мало она знала ромея, а что-то было в нём такое, что заставляло верить ему. И верить в то, что он вовсе не чудовище и не злодей какой.

— Была. Но кому-то она может показаться недостаточной для оправдания моего проступка.

Он ощутимо напрягся, и стало понятно, что продолжать разговор о том не стоит. Асвейг замолчала, раздумывая и вспоминая, что же ещё хотела выведать у ромея. К неприятной промозглости добавился ещё и мелкий дождь. Лошадь Змея то и дело начала встряхивать гривой, осыпая водяной пылью всё лицо. Тихое бормотание спутников позади смолкло совсем. Стало вокруг так глухо, вязко, словно эти холмы и лес затопило вдруг смолой.

— Откуда у тебя тот рисунок на теле? — Асвейг наконец вспомнила, что ещё вызывало у неё любопытство при виде Блефиди.

Ромей оживился: стало быть ничего запретного или неприятного в её вопросе не оказалось.

— Когда был жив мой отец, центурий василевсова войска, — с охотой заговорил он, — меня начали готовить к тому, что служить я буду среди особых воинов. Тайной охраны, как говорили. Меня обучали многому из того, что не нужно знать другим. А одним из испытаний стало нанесение этого рисунка на тело. Каждому из тех воинов давали новое имя, никому постороннему не известное. Но мне тайну хранить не довелось. Отец погиб, а василевс забрал меня служить во дворец. Обучение по тайному пути я так и не закончил. После Иовиан сказал, что это было желание отца. Чтобы я не ступал на эту дорогу. Сказал, что она слишком грязная — не отчистить потом, ни тело, ни душу. Как он меня ни берёг, а всё равно вышло скверно.

— Может, так оно будет лучше, даже если кажется, что нет?

Змей повёл плечом.

— Может. Знаешь, у нас говорят, на всё воля Божья. Иногда я не верю в это. Не он толкал меня под руку, призывая убить. Я сделал это сам. И платить мне, не рассчитывая на его прощение и помощь.

— Это знак твоего бога? — Асвейг указала в разрез его ворота, где виднелся, поблескивая, тонкий серебряный крест.

— Да. И могу поклясться, с тех пор, как я отплыл от берегов Ромейской империи, он стал тяжелее.

Блефиди неожиданно улыбнулся, будто что-то его в том веселило. Странно было осознавать, что у этого мужчины и воина свой бог. Что он живет будто бы по каким-то другим законам, которые не отпускают его даже вдали от родных берегов. И в то же время он не спешил осуждать её или своих друзей за те поступки, которые не укладывались в его понимание справедливости или чести. Хотя наверняка многие здешние порядки казались ему дикими, как и другим его соплеменникам.

И вдруг подумалось о том, по каким законам раньше жила сама Асвейг, под дланью каких богов? Или бога. И много ли среди тех, кто окружал её, было таких, которые обладали похожими на её способностями. И стало страшно оттого, что она, может, никогда больше этого не вспомнит. Не узнает. Не поможет саамская колдунья, и прошлое так и останется в темноте памяти.