Книга Дом, где взрываются сердца, страница 61 – Сергей Зверев

И в храме появился Мастер.

В том же белоснежном балахоне, причудливо колышащемся в неустойчивом свете свечей и факела.

Мастером был Ротшаль.

Сейчас в нем не было ничего от того милого человека, который поит гостей кофе и вином и рассуждает о программе «Геном человека». Сейчас он вообще не походил на человека. Он был выражением древней, темной мощи, противной Богу и человеку черной силы. Он был и судьей. И палачом. Он был Мастером сатанинского ордена.

Начался ритуал.

Подробности происходящего Валдаев воспринимал с трудом. Мастер играл словами и звуками, как на флейте, и они, наполненные жутковатым, первобытным ритмом, затягивали в свой водоворот. Сначала Мастер читал молитву на незнакомом языке. Потом, переходя с утробного рыка на шепот, с ликования на стон, проклинал Бога, славил сатану. Молил дать силу против врагов, к которым, казалось, относил все человечество. Покорно клялся в верности Тьме…

«Побыстрее бы», — вдруг подумал Валдаев.

Эта мысль резанула ножом. Побыстрее. А потом что?

Удар ножа? Мучения?.. Но хуже всего это ожидание. Хуже всего эта стискивающая обручем виски церемония.

Неожиданно Валдаеву стало спокойно на душе. Он будто отрубил, отринул от себя звуки и ритм черной мессы. И наполнился светлым осознанием — пусть жил он тлей, но умрет, как мученик. И в этом было освобождение духа. И еще он понял, что даже если случится чудо и он останется жив, то уже никогда не будет таким, как был. В его душе будто наносную грязь смыло ожидание страдания и готовность принять его. Он вдруг понял, что все-таки он ЧЕЛОВЕК.

Мастер откинул капюшон.

— Мы приносим тебе, Князь Мира сего, очищенную жертву, — наконец торжественно, во весь голос, океанским прибоем пророкотал Мастер, так что вздрогнули огоньки свеч и красные блики пробежали, оживляя застывшее, как высеченное из камня, бледное лицо.

Трое черных «балахонов» ринулись к жертве. Молотком сбили цепь.

Валдаев попытался ударить одного из «балахонов». Куда-то даже попал ногой, но никто не проронил ни звука. Валдаева скрутили. Связали — наручников не было на этот раз, а вязали грубыми толстыми веревками. Подтащили к алтарю и бросили на пол. Огромный «балахон» наступил на него ногой, так что ребра затрещали.

Мастер сделал жест, «балахон» отошел на пару шагов, готовый в любой момент пресечь любое неповиновение или агрессивные действия жертвы.

— Осознаешь ли ты, что скоро предстанешь перед лицом Сияющего? — Мастер смотрел сверху, с высоты не только своего роста, но и с высоты занесшего топор палача.

Сияющий — это Люцифер. Падший ангел, восставший против Господа.

Валдаев попытался приподняться, но «балахон» пнул его ногой в спину, потом поставил на колени.

Валдаев обвел взглядом присутствующих.

— Вы… — воскликнул он. — Вы же боитесь жить. Вы одержимы самыми гнусненькими, самыми мелкими, самыми презренными страстишками, какие только можно представить, и не можете их воплотить. Вы хотите чужой кровью купить себе право на них. И вы хотите залить чужой кровью свой страх. Выторговать для себя льгот у смерти. Ничего у вас не получится… Вы…

Мастер, не шелохнувшись, выслушивал последнее слово жертвы. Похоже, здесь много чего наслушались. Вряд ли эта сбивчивая речь могла сильно задеть кого-то… И Валдаев обессиленно склонил голову. Он выдохся. Он готов был принять смерть.

— Жертвенный нож! — потребовал Мастер.

Элла встала перед ним на колени. Она держала в руках окованный медью, очень древний ларец.

Ротшаль кривил душой, когда говорил о своем равнодушии к чужой боли, к убийству. Его ноздри хищно раздулись. Его лицо озарило темное ликование. Он был счастлив.

Ударил гонг… Нет, не гонг. Это зазвучали часы. Они скрывались в темноте в дальнем углу храма и до сих пор не обращали на себя внимания тиканьем.

— Час пришел, — сказал Мастер. — На алтарь, — указал он на жертву кивком головы и откинул крышку ларца.

И отпрянул. Застыл.

Потом неживым голосом произнес:

— Что это?..

* * *

Что-то изменилось в атмосфере. Воздух будто сгустился, налился электричеством.

Элла поднялась с колен, тоже откинула капюшон и выпрямилась, с вызовом глядя в глаза Мастера.

— Где жертвенный клинок? — с угрозой произнес Ротшаль.

— Его нет.

— Объясни.

— Ты больше не владеешь им. Он не для нечестивых рук.

— Как смеешь ты?!

— Пришло и твое время, Мастер.

— Не тебе определять время.

— Ты много сделал, Мастер. Пришла пора предстать пред НИМ.

— Взять ее! — махнул рукой Мастер. — Сегодня у нас будут две жертвы.

Никто не сдвинулся с места.

— Что, никто не слышал моих слов? — Мастер обвел тяжелым взором присутствующих.

Изваяния в черных капюшонах остались неподвижными.

— Да, — произнесла спокойно Элла. — Сегодня у нас будет еще одна жертва.

Она сделала плавный, ленивый, уверенный жест рукой.

И все пришло в движение. «Капюшоны» только и ждали ее сигнала.

Из чьей-то глотки исторгнулся безумный, радостный вопль. Кто-то поддержал его, издав звук, похожий на поросячий визг. И вот уже поднялся отчаянный гвалт. Будто растревоженные нетопыри устремились вперед на Хому Брута.

Ротшаль ударил ногой одного из нападавших — так сильно, что человек рухнул на землю. Другому нанес сокрушительный удар кулаком. Но потом на него навалилась вся масса. И клубок тел сплелся с ликующе-жадным визгом.

Они визжали, ругались грязно и гнусно. Рычали от боли и от возбуждения. Они были будто вырвавшиеся из плена на свободу бесы. В этой сцене была тошнотворная, неописуемая мерзость. Фурункулом вспухла и зловонным гноем разлилась по капищу ненависть!

За дисциплиной и чинным спокойствием скрывались самые низкие и необузданные человеческие страсти.

Валдаев съежился у алтаря. Он боялся, что драка перекатится сюда, достанется и ему. Он на миг забыл, что смерть рядом, и думал только о том, чтобы не попасть в эту молотильную машину.

Даже с его нечеловеческой яростью и силой, позаимствованной у Тьмы, Мастер не мог долго сопротивляться. Его одолели, начали осыпать ударами.

Он извивался, тщетно пытаясь освободиться, когда его привязывали веревками к медным кольцам, выступавшим из алтаря.

— Вы не посмеете, не посмеете, — все повторял и повторял Ротшаль.

— Разве? — улыбнулась сладко Элла. — Почему? Мы слишком уважаем тебя, Мастер, чтобы избрать тебе иную участь. Ты набрал слишком много силы. Мы тоже хотим приобщиться к ней. Ты осуждаешь нас?