Онлайн книга «Фуга для темнеющего острова»
Все названные мной имена записали, потом обыскали меня и мой рюкзак. – По мне, так ты стремный бродяга, – бросил один из парней. Остальные взглянули на него, как мне показалось, с молчаливым предупреждением. – Я лишился дома и всего имущества, – спокойно сказал я. – Пока африканцы не выселили нас, я жил и работал в Лондоне. Идти некуда, вот уже почти год приходится скитаться по стране. Если бы у меня была возможность принять ванну и найти чистую одежду, я бы ей воспользовался. – Ничего страшного, – пробормотал кто-то из дружинников и дернул головой. Парень, не сводя с меня презрительного взгляда, отошел. – А чем ты занимался до вторжения? – В смысле, кем работал? Преподавал в колледже. Правда, потом меня сократили, пришлось пойти на фабрику. – В Лондоне жил, значит? – Да, я же сказал. – Где именно? – В Саутгейте. Вам знакомо это место? – Слышал. Рядом с Барнетом, кажется? Ты еще легко отделался. Знаешь, что случилось на севере, когда туда ломанули африканцы? – Только обрывочно. Когда скитаешься, единственный источник информации – это слухи. Так вы впустите меня или нет? – Посмотрим. Сначала нужно побольше про тебя узнать. Последовал короткий допрос. Не всегда я отвечал честно. Вопросы в основном касались участия в войне: переживал ли я нападение какой-нибудь группировки, устраивал ли диверсии, чью сторону поддерживал и так далее. – Я ведь на патриотической территории? – спросил я. – Мы сохраняем верность короне, если ты об этом. – А в чем разница? – Здесь нет военных. Мы сами обеспечиваем оборону. – А что насчет африммов? – Были, но затем ушли, – холодно ответил главный. От его тона мне стало не по себе. – Зря их вообще сюда пустили. – Ты так и не сказал, кого поддерживаешь, – вмешался другой дружинник. – А вы как думаете? Африканцы отобрали у меня дом, вышвырнули на улицу. Почти год я живу, как зверь. А еще эти твари отобрали у меня жену и дочку. Так что я за вас. Такой ответ устраивает? – Вполне. Вот только ты говорил, что разыскиваешь родных здесь. А африканцев тут нет. – Я полагал, что на побережье они повсюду. – Здесь нет. – Я уже понял. Одного раза было достаточно. – И не только в Уэртинге, но и по всему побережью – до самого Брайтона точно. После того как мы прогнали последних, больше африканцы здесь не появлялись. Если тебе нужны они, тут ты их не найдешь. Понятно? – Еще раз говорю: понятно. Я ошибся. Прошу прощения. Дружинники отошли в сторону и стали о чем-то совещаться, а я пока изучал карту, висевшую на бетонной плите – части баррикады. На карте был крупно изображен данный район побережья. Населенные пункты располагались плотно. Пригороды перетекали один в другой, и каждый имел свое название. Шорем, куда я шел, находился примерно в полутора часах пути отсюда. Довольно крупная область на карте была обведена зеленым. На севере она граничила с подножием Саут-Даунс, недалеко от баррикады, и тянулась вдоль побережья с запада на восток. Моя цель лежала, видимо, за пределами этого периметра. Стопа совершенно распухла; я начал беспокоиться, не перелом ли у меня. Ботинок давил, а если его снять, то обратно уже не наденешь. Хорошо бы травму осмотрел врач и при необходимости наложил повязку. Вернулись дружинники. – Идти можешь? – спросил один. – Навряд ли. У вас есть врач? – В городе есть. – Значит, вы меня впускаете? – Да. Только запомни несколько правил. Переоденься и приведи себя в порядок. У нас город приличный. Не выходи на улицу, когда стемнеет, найди себе жилье. Будешь бродяжничать, тебя вышвырнут. Пляж и набережную патрулируют каждую ночь, так что туда тоже не суйся. И ни слова про черных – это наше главное условие. Все ясно? Я кивнул. – А если я соберусь уйти? – Куда и зачем? Я повторил, что разыскиваю жену и дочь, а значит, мне надо будет выйти с восточной стороны в направлении Шорема. Дружинник рассказал, как попасть на дорогу, ведущую вдоль побережья. Наконец меня отпустили. С огромным трудом я поднялся на ноги. Не припомню, чтобы когда-нибудь испытывал такую боль. Один дружинник сходил в дом за тростью, наказав мне потом ее вернуть. Я пообещал, что верну, хотя и не собирался. Медленно, превозмогая чудовищную боль, я заковылял к центру города. Каждый шаг давался через силу, поэтому дорога от баррикады заняла целых полчаса. Меня трясло. Хотелось упасть на землю, закрыть глаза и провалиться в беспамятство. Удерживало только то, что если меня увидят в таком виде, то точно вышвырнут. Я упрямо шел дальше. * * * Шум раздался совсем рядом. Полог палатки распахнулся. Снаружи стояли двое. Один светил фонариком мне в лицо, у второго был автомат. Тот, что с фонариком, схватил Изобель за руку и вытащил из палатки прямо в лифчике и трусиках. Она позвала на помощь, но между нами встал автоматчик. Африканец с фонариком ушел, а снаружи продолжали доноситься крики и ругань. Я лежал, прижав Салли к себе. Девочка проснулась, я пытался ее успокоить. Автоматчик по-прежнему неподвижно стоял на входе, наставив на меня оружие. Раздалось три выстрела, и я замер от ужаса. Какое-то время было тихо, затем опять донеслись крики, среди которых я различил приказы на непонятном африканском наречии. Салли дрожала. Дуло автомата почти упиралось мне в голову. Снаружи прозвучало еще два выстрела, и через несколько секунд в палатке появился другой солдат с фонариком. Протиснувшись мимо автоматчика, он дважды пнул меня, отпихивая от Салли. Я еще крепче прижал девочку к себе. Она завизжала. Меня ударили по голове кулаком, потом снова. Солдат вцепился в Салли и силой потянул на себя. Мы продолжали держаться друг за друга. Дочка молила о помощи, но я ничего не мог поделать. Солдат врезал мне ногой в лицо. Я машинально попытался закрыться правой рукой, и он наконец выхватил Салли. Я стал кричать, чтобы нас оставили в покое, что она еще ребенок, и хотел было схватиться за ствол автомата, однако солдат упер его мне в горло. Я отполз, а Салли, не обращая внимания на ее попытки вырваться, вытащили наружу. Африканец шагнул внутрь и, присев, приставил автомат мне ко лбу. Щелкнул боек, я зажмурился. Ничего не произошло. Африканец с автоматом десять минут сидел надо мной, пока я вслушивался в шум. Много кричали, угрожали, ругались, но больше не стреляли. Загудел двигатель, отъехала машина. Мой охранник не шевелился. Над лагерем нависла нездоровая тишина. Снаружи прозвучал приказ. Африканец убрал автомат и вышел из палатки. Я заплакал. * * * Начала кружиться голова. Перед глазами плыло, накатывала тошнота. После каждого шага приходилось останавливаться, чтобы собраться с силами. Такими темпами засветло мне до набережной не дойти. Чем дальше, тем дольше длились мои перерывы. |