Книга Один дракон – три парня. Дилогия, страница 96 – Дарья Сорокина

— Ты тоже запутался, пойдём же, — девушка ласково улыбнулась брату.

— Как же устал. Каждый раз одно и то же, — вздохнул Реган. — Твоё упрямство…

Он нежно провёл пальцем по мягким губам, а сестра лишь удивлённо смотрела в ответ.

— Не позволю Айнзаму забрать тебя. Это будет продолжаться так долго, пока не осознаешь неизбежность, любимая.

— Что будет продолжаться? — хлопала ресницами девушка.

— Не бойся. В следующий раз научу тебя читать, — пообещал брат.

— Но я уже умею, — она кивнула на упавшую в траву книгу.

— Не спорь, милая, — парень схватил Регину за волосы и потащил к ручью.

Она не вырывалась и не сопротивлялась. Рухнула на колени у воды. Не верила, что Реган способен навредить. Но он мог. Уже делал и не раз. Сталкивал в обрыв, заманивал в логово хищников, подкладывал в постель ядовитых змей, устраивал пожар. Всегда такая доверчивая, готовая идти за ним и слушаться.

— В следующий раз ты полюбишь меня по-настоящему. Сделаю всё правильно. Не бойся, — Реган нежно сомкнул пальцы на шее сестры и резко опустил в воду. Представлял, как её чувственные губы тщетно раскрываются в попытках сделать вздох, как лёгкие разрывает от боли. Он страдал вместе с ней.

Лепестки в волосах заискрили звёздами, а через минуту погасли, едва сердце Регины перестало биться.

Кройвены, сидящие на ветвях сорвались с места, чтобы рассказать хозяйке о случившемся, но юноша приложил палец к губам, глядя на птиц. Хлёсткие тёмные лианы опутали пернатых слуг и раздавили в чудовищных силках.

— Надеюсь, мама не ведёт вам учёт, — криво ухмыльнулся Реган, а затем перевёл грустный взгляд на сестру. Её тело утратило свою красоту и медленно увядало. Он лёг рядом и погладил седеющие волосы.

— Скоро, любимая, скоро. Переродишься прекрасным чистым цветком. Моим цветком. Я научу тебя читать и любить.

— Ты мог не показывать всё это. Я бы ничего не узнала, — я межала на кровати и смотрела на Гарена, примиряясь с вернувшимися воспоминаниями и новыми чувствами.

Он брат. Всегда им был. Страдающий от ревности и одиночества демон.

— Мог. Ливэ решила устроить проверку. Утаю ужасы прошлого, или нет, — Гарен не сводил с меня печального взгляда.

Он сидел напротив, внезапно лишившись той защиты, что воздвигал годами. Все его прегрешения и безумие в одночасье оказались обнажены. Гарен больше не боялся и не стыдился своего прошлого. Раньше оно незримо терзало и выжигало его изнутри, даже когда ничего не помнил. Теперь же бывший тёмный, наконец, обрёл покой.

— Ливэ будет гордиться. Ты оправдал её надежды.

— Она всегда гордилась и заботилась по-своему, даже когда узнала, что проделывал с тобой. Она не могла иначе. Любила так же слепо как одна девушка-цветок. Ты ведь всё ещё любишь меня, Регина? — с надеждой спросил Гарен.

— Повторю слова той девочки: из наших прошлых жизней. Люблю, но как брата. Теперь мне все стало ясно, Реган. Поняла, почему готова прощать всё. Почему не боюсь и хочу быть рядом, — слова теперь давались легко и естественно, так же как чувства к нему.

Обняла мужчину иначе: без страсти и влечения, без жалости и снисхождения. Гарен ответил таким же объятием.

— Доверчивая и наивная. Ничего не меняется.

— Ну почему же. В этот раз точно не шагну в тёмную пещеру, из который доносится странное свистящее дыхание, — невольно улыбнулась, хотя перед глазами маячили окровавленные пасти свирепых хищников, а в ушах раздавался треск костей и сухожилий.

— Даже если Айнзам попросит? — мужчина всё ещё болезненно сжимался, произнося это имя.

— Особенно если попросит Айнзам. Он тот ещё идиот. Рассказывала, как он затащил меня, обёрнутую в полотенце в центр псевдомусульманской столицы?

— В Иравию, что ли? — прыснул Гарен.

— Ага.

— И правда, идиот. Поаккуратнее с ним. Как вас палками-то до смерти не забили? — удивился мужчина.

— Стерша вовремя прилетела и спасла.

— Стерша... Надо рассказать ей всё. Любимая заслужила узнать правду. Надеюсь, будет такой же всепрощающей, как ты, — Гарен закусил губу.

— Погоди секунду. А наша связь? Я больше не чувствую её, — только сейчас осознала странную невосполнимую пустоту в душе.

— Конечно, не чувствуешь. Это было проклятье Ливэ. Она хотела защитить тебя от возможной смерти и наколдовала эту связь, не задумавшись, что только обострила моё помешательство.

— Но тогда, убив меня и оживив Стершу, ты бы сам умер. Ливэ знала об этом? — в очередной раз поразилось хладнокровию королевы кройвенов.

— Разумеется, знала. Но что есть жизнь двух пусть любимых игрушек в сравнении с настоящими детьми. Сломаются, можно слепить новых кукол, — грустно улыбнулся брат.

— Значит, мы разрушили проклятье, и больше не связаны?

— Теперь в нём нет необходимости. Я открылся, а ты приняла меня таким, какой я есть. Мы оба смирились и осознали свои чувства. Теперь мы свободны, Регина, — в голосе Гарен не было радости, и я понимала его.

Пустота разрывала на части, и прошлое теперь всецело захватило мысли, заставляя невольно задуматься, а что было бы если? Диегронд, тень старых деревьев, эхо в разрушенном замке, холодные воды ручья. Только мы и никаких тревог о судьбе мира.

— Но всё равно придётся жить с этим, — приложила руку к груди, где сжималось сердце от невыразимых эмоций.

— Теперь-то я справлюсь, — заверил Гарен.

— А я? — невольно вырвался вопрос.

— Ты всегда справлялась. Потому-то тебя и тянуло к недалёкому Айнзаму, а не к безумному Регану, — брат потрепал меня по волосам. — Давай-ка не будет злить нашего неадквата. Он скоро вернётся, а в комнате всё пропахло мной. Нужно проветрить здесь и перестелить постель. Тебе желательно принять ванну. Если он стал тёмным, никто не знает как сильно обострится его ревность и ненависть ко мне.

— Наверно ты прав, — коснулась шеи, лучше не испытывать Айнзама в такой момент. А уже чуть позже расскажу всё.

Присутствие Гарена в нашей с драконом спальне весьма неуместно, так же как его запах на моей коже и губах.

Помогла брату стянуть с постели покрывало и простынь.

— Подушки принесу снизу, а то мало ли...

— Мало ли что?..

Оцепенела от ужаса, вцепившись в край одеяла.

С балкона в комнату бесшумно вошёл супруг и наблюдал за нашим с Гареном занятием. Это был не совсем Айнзам, а только его третье воплощение, претерпевшее заметные метаморфозы. От прежнего Драй мало что осталось. Волосы обесцветились, лишившись золотого отливая, и стали седыми. Из глаз пропала нежность и озорство, сменившись разочарованием и холодностью.

Шею вновь заломило, а из лёгких мгновенно пропал воздух. Как рыба на суше, судорожно пыталась отдышаться. А супруг с нескрываемым отвращением смотрел на меня.