Онлайн книга «Те же и Скунс»
– Я тебе свой телефон на кой ляд давал? – прошипел он сквозь зубы. Валерий Александрович с достоинством поправил очки: – Мы не посчитали удобным… – Живо… – зверски ощерился Снегирёв. – Чтоб сию минуту готова была!.. Сапожки, штанишки!.. У меня машина внизу!.. Стаськин рюкзачок, ещё накануне трепетно уложенный ради великого дня, так и болтался неразобранным на вешалке у дверей. Алексей снял его с крючка. Только представить, с каким чувством она вытряхивала бы спортивный костюмчик, резиновые сапоги, любовно приготовленное угощение для коня… Было слышно, как в комнате Стаська спрашивает тётю Нину, действительно ли та чувствует себя «ничего» и может на какое-то время остаться без чтения и присмотра. Не посчитали, значит, удобным, мать вашу в колдобину. Интеллигенты, блин. О высоких материях рассуждать, тут языки без костей. А для ребёнка что-нибудь сделать… Не посчитали удобным… Серая «Нива» катилась по Московскому проспекту. Возле парка Победы слева пролетел белый «Фольксваген» и сразу метнулся через два ряда вправо, занимая свободное место. В это время на светофоре зажёгся красный сигнал, и тормоза лихача взвизгнули на всю улицу. Снегирёв загодя отключил передачу и ехал накатом. Сказали бы сразу – умрём, а Стаську тебе не доверим, и вообще, мотай-ка, приятель, откуда пришёл… Так нет же. Не посчитали удобным… Эта фраза почему-то бесила пуще всего. – Дядя Лёша, а вы сами на лошади ездили когда-нибудь? Стаська сидела справа и держала в руках рюкзачок, который почему-то не захотела бросить на зады. Светофор вспыхнул красно-жёлтым, ряд был свободен – «Нива» ушла вперёд со второй передачи, держа чуть меньше шестидесяти. – Ну… бывало когда-то… – пробормотал Снегирёв. И подумал о том, что был по отношению к Жуковым не прав на все сто процентов. Делали они, конечно, для его дочери всё, что могли. И не решали вопроса, доверять ему Стаську или не доверять. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не посчитали возможным обратиться к нему с просьбой. Особенно после того дурацкого визита с авоськой харчей. Чтобы не вообразил, будто они изготовились сесть ему на шею: отец, мол, так и давай покрутись… – А в седло трудно залезать, дядя Лёша? – не отставала любопытная Стаська. Алексей честно попробовал вспомнить. Он впервые оказался со Стаськой наедине и уже чувствовал, что профессиональное умение находить с кем угодно общий язык в данном случае ему не поможет. Когда он вёз через всю Италию маленькую Джульетту, таких трудностей не возникало. Пятилетняя девочка отлично знала, что он перестрелял злых дядей, не пускавших её к маме и папе, а теперь всё в порядке и они едут домой… Он вообще всегда отлично ладил с детьми. Пока дети были чужие. Почему у него язык во рту застревал, когда он пытался разговаривать с собственной дочерью?.. Почему иметь с ней дело для него было почти такое же мучение, как и заходить в её – Кирину – комнату? – Первый раз всё трудно, – сказал он наконец. – На второй уже легче. Ты, главное, тренера слушай. Водителю «Фольксвагена» показалось обидным терять завоёванное преимущество. Он взревел мотором и опять рванул вперёд, но был сразу наказан. На углу Благодатной ему посигналил жезлом гаишник. То ли разыскивали похожий автомобиль, то ли сидевший внутри чем-то смахивал на кавказца, а может, просто захотелось штрафануть лихача… – Тише едешь, дальше будешь, – проворчал Снегирёв. – В том числе и от госавтоинспекции… Циферки автомобильных часов неумолимо подмигивали. – Дядя Лёша, я, наверное, всё время болтаю? – спросила Стаська. – Я вас отвлекаю, да? Мешаю вести? Голос у неё был до такой степени Кирин, что Алексей то и дело спохватывался – не забыться бы да не назвать её именем матери. Он чуть не засмеялся: – Да Бог с тобой, Стасик… Говори на здоровье… Говорить Стаська была нынче способна только о лошадях. А поскольку она ещё ровным счётом ничего в них не смыслила, в качестве источников привлекались книги и фильмы. Начиная от хрестоматийного «Мустанга-иноходца» и кончая «Прелестными наездницами» Барбары Картленд. – А хотите, я вам стихи про лошадь прочту? – Хочу, – сказал Снегирёв. – Конечно, хочу. – Ты рос не в солнечных степях… – начала Стаська. – Ой, это «Ода коню» называется… Ты рос не в солнечных степях, Где родники, журча, сверкают И ветер весело играет В пушистых стеблях ковыля. Твой дом – вершины диких гор, Где водопады и обрывы, Где дни текут неторопливо Среди безмолвия озёр. Там разноцветье трав густых, Там запах клевера и мяты, А в быстрых речках перекаты Светлы, прозрачны и чисты. Другие лошади в горах Хребты и головы ломают. Их кручи высотой пугают — Тебе ж неведом этот страх… Стаська запнулась и покраснела («Совсем как Кира», – опять подумал Снегирёв), но потом вспомнила и продолжала: Прекраснейший среди коней, Ты не боишься льда и снега. И даже не замедлишь бега, Когда летишь среди камней. Что степь! Там ровная земля… В степи любого ты обгонишь И от безжалостной погони В который раз спасёшь меня. Кто скажет, что нас дальше ждет? Быть может, смерть. Моя ль, твоя ли… Ну, а сейчас нас манят дали И вновь дорога в путь зовёт… [23] – Замечательно, – похвалил Снегирёв. – А написал кто? Он впрочем, уже знал ответ. Стаська опять покраснела засмущалась и невнятно пробормотала, мол, «у нас все ребята Толкина начитались». Алексей понял, что не ошибся. «Нива» одолела Литейный мост и помчалась дальше по Выборгской набережной. Стадион на улице Аккуратова они нашли сразу (Стаська развернула на коленях городской атлас и с блеском исполняла роль штурмана) и подошли к конюшне, опоздав всего на четверть часа. – Вам кого? – спросила девочка в блестящих лосинах, перекидывавшая лопатой кучу опилок. – Нам бы Романа Романовича, – сказал Снегирёв. Девочка указала рукой: – Во-он там… У дальнего конца конюшни стоял большой грузовик и углом к нему – тележка. Возле тележки стояли люди и что-то рассматривали на земле. – Нам бы Романа Романовича, – повторил Снегирёв, когда они подошли. |