Книга Тропа обреченных, страница 50 – Юрий Семенов

От одного слова «безпека» Мария поняла — что-то произошло, почувствовала надвигавшуюся опасность. И, не придя в себя от возбуждения, она ухватила Варю за плечи и одним движением усадила на стул, с которого только что вскочил обеспокоенный новостью Петр.

— Не ори! Рассказывай! — прихлопнула Мария рукой по столу и села рядом. — Ты от него сейчас?

— От него!

— Чего понесло?

— Я к Степаниде… он дома торчал, стал расспрашивать, хозяйка ему сказала, что я им заинтересовалась.

— Ну и о чем он тебя спрашивал?

Варя рассказала все как было, преувеличивая лишь свою неловкость.

— А что за подруга тебя упросила узнать о нем, ты сказала? — настороженно и нетерпеливо спросила Мария.

— Нет, я убежала, — совсем забыла Варя, что крикнула в тот момент: «Наврала все Машка… торговка!»

— Ну и не срами меня. Лезть незачем было.

— Кого срамить? Он тебя и не знает, — снова повысила голос Варя и передразнила: — Откомплиментил ей, обходительный, в ресторан звал… Фантазерка!

— Погоди, не морочь голову, — напряженно соображала Мария. — Откуда же тебе известно, что он не знает меня, если ты не говорила, кто я? Значит, был разговор обо мне?

— О тебе не было. Говорили о той, которую он в ресторан и не думал приглашать.

Вмешался внимательно слушавший Петр:

— Тебя без кувалды, Варька, не поймешь. Речи не было, но было… Шел разговор о Марии, скажи?

— Тебе-то чего надо, морду вытянул, как будто тыщу потерял, — направилась она к двери, но Мария заслонила выход.

— Что ты ему наплела обо мне? Разве он тебе скажет о свиданиях со мной, дура, на такой работе человек? А ты наплела, поди, на меня.

— Да он и не спросил о тебе, нужна ты… Пусти! — попробовала она пробиться силой.

Петр махнул рукой, давая понять Марии, чтобы отпустила незваную гостью. А когда та ушла, сказал со злом:

— Доигралась!

Мария растерянно смотрела на него.

— Что-то же надо делать, соображай, — занервничал Сорока.

— Ты слышал, она говорит, он обо мне и не спрашивал, — напомнила Мария с надеждой.

— Не спросил, так допросит… Убрать надо! — тряхнул лохматой головой Сорока и бросился за дверь.

Артистка смотрела ему вслед испуганным взглядом, не в состоянии молвить слово.

…Стемнело, когда вернулся Сорока — Петро Сорочинский. Одетый в простенькое, под мужичка, одеяние — в сапогах, заношенной вельветовой куртке я древнем картузе с козырьком набекрень, — он швырнул у порога тощий мешок и встревоженно уставился на Марию с Миколой. Те ужинали.

— Что?! — испуганно вырвалось у вскочившей из-за стола Артистки.

— Схватили Шурку-сапожника, скрутили. Варьку он… — наконец выдавил Сорока, утерев рукавом вспотевшее лицо. Желваки так и ходили у него на скулах.

— Ты его… подослал? — испуганно, будто обвиняя, спросила Мария и простонала: — Что вы наделали?!

— А как бы ты хотела? — повысил голос Сорока. — Ты насвистела, наворочала, а я отвечай! Так, Артистка?! Только не хочу я в намордник под цепь, тикаю на волю.

— Толком скажи, не кривляйся, — ухватил его за руку Микола. — Ну?!

— Варьку топором порешил Шурка-сапожник. Я у калитки стоял. Ушли нормально, только муж Варькин, оказывается, засек, налетел, до угла не дошли… Я убег. Сапожник нынче-завтра еще, может, не продаст, но люди меня видели, могут опознать.

— Куда же ты? — понял все Микола, растерянно вернувшись к столу. — Ты поешь, к нам-то не враз сунутся. За что вы ее?

— Это ты супружницу спроси, она тебе вернее расскажет… Она и тебя, погоди, в бега спровадит, коли успеет.

— Спрошу, не твое дело! — оборвал его Микола. — Куда нацелился, можешь сказать?

— К Зубру подамся, разыщу, больше не к кому, еще не поверят, подушат прежде. — Схватив со стола пышную буханку хлеба, Сорока сунул ее в мешок, налил в кружку кипятку, хотел выпить, но обжегся.

— Где же ты Зубра сыщешь? — спросила Мария. — Идем, отведу тебя к Сморчку, переждешь. Я дам знать, пришлют за тобой человека.

— А если тебя возьмут? — резанул Марию по сердцу Сорока, торопливо отхлебывая кипяток.

— За что меня-то? — через силу усмехнулась Мария. — Я Шурку-сапожника к Варьке не посылала. Другое дело, если ты продашь.

— Меня поймать сперва надо, — отставил кружку Сорока и, взяв мешок, вскинул его на плечо.

— Да куда ты, давай обмозгуем, — хотел отобрать мешок Микола, но брат отстранился.

— И тебе, Мария, наверное, бежать надо, может, и тебе, Микола. Мозгуйте сами. — Петро приоткрыл дверь и ошарашил новостью: — Шурка-сапожник упирался, не хотел на мокрое идти… Припугнул его, учтите, маху дал, с языка сорвалось: «Артистка требует, ей эсбист приказал, выполняй!» Кто же думал, что так выйдет… схватят…

Мария не успела уценить Сороку за куртку, больно ударилась о ручку двери и растянулась на пороге. Микола подскочил к ней, помог встать, запер в сенях дверь и рассудительно успокоил жену:

— Пусть тикает, а ты не бойся, нам на руку! Мы ихних дел не знаем, в случае чего с Петром ты на ножах, мало ли что он где скажет, а с Шуркой-сапожником я один по починке сталкивался… Да и неизвестно, продаст ли он. Петра, может, еще потянет, а тебя…

— Пожалеет, хочешь сказать? — думала свое, рассеянно слушая, Мария. — Там, в эмгэбэ, все разговорчивые становятся.

— Почему в эмгэбэ? — со спокойным видом спросил Микола и усадил жену рядом с собой за стол. — Ты, Маша, не трусь. Убийствами занимается милиция. Подумай, выгодно Шурке Кухче выдавать себя бандеровцем? Нет. Он Петра будет топить, скажет, тот убил, может быть, даже этого не станет говорить, отречется.

— Забыл, он говорил, муж Варькин их засек… — напомнила Мария, тупо смотря перед собой.

— Мало ли что засек, нам-то какое дело, — стоял на своем Микола. — Ты, Машка, помни: мы за моего брата не ответчики, он натворил, смотался, пусть ищут, коли виноват, привлекают к ответственности, нам до этого нет дела. Мы скромно живем, тихо. Завтра же глины привезу, товару наделаю, ступай на базар, отвлекись, там тебе всегда весело.

— Не велено мне больше на базар.

— Ну и что? Обстановка заставляет, надо привычным занятием проявить себя. Давай пиши бумагу своему главному, отнесу Сморчку, пусть отправит, — полез за бумагой и чернильницей Микола.

— Не надо, погоди, голова моя не соображает, — задержала его рукой Мария. — Ты посиди, поговори со мной. Душа чуяла — быть беде.

— Сон, что ли, плохой видела? — покорно присел возле жены Микола.

— Эмгэбэ возле себя на рынке видела, боюсь я туда идти.