Книга Звездные дороги, страница 114 – Орсон Скотт Кард

– Ничего не опрокинуто, – добавил Эндрю. – Ничего не пролито, не разбито.

– Кен Аргон умер чистой смертью, – сказала Валентина.

– Когда он отсюда уходил, то мог еще не ощущать в полной мере действие яда, – проговорил Дабит. – Может, даже не понимал, что это смертельно.

– Или его отравили не здесь, – предположил Эндрю. – Такое впечатление, будто он прибирался. Вон, даже губка лежит.

– Круглая, бежевая и с отростками, – сказала Валентина.

– Как на той картинке, – сразу же понял Дабит.

Льопа уже направлялась в ту сторону – не спеша, но очень уверенно. Дабит почти не сомневался, что именно за этим она и явилась. Именно об этом просила Говорящего от Имени Мертвых. Теперь картинка представлялась ему как изображение льопа с каким-то круглым паразитом на голове.

Когда голова льопы оказалась на уровне стола, она удивительно мягко взяла губку пастью и, закинув назад голову, проглотила.

– Ей что, просто хотелось пообедать? – тихо спросила Валентина.

Глаза льопы внезапно потемнели, а затем из ее ушей и ноздрей медленно потекла вязкая жидкость того же цвета, что и губка. Вопреки гравитации жидкость текла вверх, пока не покрыла полностью макушку хищницы, вскоре превратившись в шар с отверстиями для глаз, из которого торчали челюсти.

– Спасибо, – произнесла льопа, повернувшись к Эндрю. Голос был не человеческий, но и не компьютерный, и уж тем более не собачий. Слишком ровный для животного и слишком высокий для человека, отчего создавался почти комический эффект – будто собака говорит голосом маленького ребенка.

– Спасибо, – обратилась она к Дабиту, но ни слова не сказала Валентине. Похоже, знала, кто тут принимает решения.

– Я говорю с… – Эндрю издал означавшие имя льопы звуки.

– Ты говоришь со мной, – сказала льопа. – Великой Матерью. Но теперь я снова обрела голос.

– У тебя раньше уже был этот… спутник? – спросил Эндрю.

– Я очень стара, – ответила она. – Еще с тех времен, когда голосом обладала каждая женщина.

– Но не самцы? – спросил Дабит.

Великая Мать не обращала на него внимания.

– Моя спутница умирает, – сказала она. – Ах. Ах-ах-ах. Мы слишком опоздали.

– Мы как раз вовремя, – возразил Эндрю. – Говори все, что можешь.

– Мы жили в обществе этих созданий десятки тысяч поколений. Тогда мы хранили нашу историю в песнях. Теперь я едва их помню, и у меня нет времени их петь, тем более на этом языке. Слишком сложно перевести.

– Почему твоя спутница умирает? – спросил Эндрю.

– Они все умерли. Все. Но ей так жаль, что Кен Аргон погиб. Она этого вовсе не хотела.

Дабит мог только предположить, что, соединившись с Великой Матерью, паразит каким-то образом узнал о смерти Кена. А может, и обо всем, что содержалось в мозгу льопы.

– Что она сделала?

– Она думала, что Кен Аргон хотел ее отравить. И отравила его самого.

– Она ядовитая? – спросил Эндрю.

– Только при необходимости. Он держал ее в банке и опрыскивал чем-то, от чего она очень страдала.

– Он работал над лекарством от кошачьего токсоплазмоза, – покачал головой Дабит.

– Знаю, – ответила Великая Мать. – Он мне говорил. Я знала, что он держит ее здесь. И он понимал, что если я с ней соединюсь, то заражусь, умру и, скорее всего, передам кошачью болезнь другим. Всей семье.

– Значит, он пытался излечить ее до того, как ты с ней соединишься? – сказал Эндрю.

Дабит поискал какие-нибудь записи. На столе лежал блокнот в окружении нескольких пузырьков с засохшими пятнами и осадком на дне. Возможно, в блокноте содержалась информация о том, что пытался сделать Кен. Например, разработанная им формула лекарства от токсоплазмоза.

Но страницы были пусты. Зная Кена, Дабит понял, что тот стал бы что-то записывать только в том случае, если бы лекарство сработало.

– Твоей спутнице было больно, когда Кен ее опрыскивал? – спросил Дабит.

– Похоже на смертные муки, – наконец ответила ему Великая Мать.

– Она и сейчас страдает? Не похоже, что она умирает.

– Боль прошла, – ответила Великая Мать. – Она страдала от голода и жажды, пытаясь понять, что убьет ее раньше. Сперва питательный раствор был очень насыщен, но в последние семнадцать дней она не получала ничего, кроме воды, да и той совсем немного.

– Никто не знал, что питательный раствор истощился, – сказал Дабит. – Никто не знал, что здесь есть что-то живое.

– Формула Кена сработала? – спросил Эндрю. – Удалось ее излечить?

– Нет, – ответила Великая Мать. – У нее нет никаких симптомов болезни, но внутри ее тела образовались пузырьки, которые теперь пробуждаются и распространяются по моему телу. Скоро я умру.

Только теперь Дабит понял, что льопа пришла сюда если не собираясь умереть, то… то в надежде воссоединиться с дающим ей голос симбионтом, пусть даже ценой своей жизни.

– Вы можете записать мою песню? – спросила Великая Мать. – Мне бы хотелось спеть ее на нашем родном языке. Сперва я объясню значение нескольких слов, а потом вы сможете выучить остальные из песен, которые я спою перед смертью.

– Не могла бы ты рассказать нам… – начал Эндрю.

– Она последняя из себе подобных, – продолжала Великая Мать. – У нас никогда больше не будет голоса. О, Говорящий от Имени Мертвых, позволь мне воспеть мою собственную смерть, смерть моего народа!

– Мы немедленно отсюда уйдем, – сказал Дабит. – Все люди должны будут покинуть…

– Слишком поздно, – ответила Великая Мать. – Мы больше не разумны. Если хотите уйти – уходите. Но только после того, как перебьете всех кошек. Не оставляйте кошкам наш мир.

– Пой, – сказала Валентина, включая рекордер. – Это устройство будет слышать тебя и записывать в течение двадцати часов.

– Я умру намного раньше, – ответила Великая Мать.

– Хочешь, чтобы мы остались? – спросила Валентина. – Чтобы тебе было кому петь?

– Нет, – сказала Великая Мать. – Я буду петь моему народу. Возьми эту запись и проиграй ее им. Проигрывай каждый день. Может, некоторые смогут понять даже без спутников. Может, некоторые выучат наш язык.

– Пойдем, – кивнул Эндрю, и Валентина тут же направилась к двери.

Дабит понимал, что им следует уйти, но все произошло так быстро, так невероятно, так внезапно… Ему хотелось узнать все до конца, но он знал, что у льопы нет времени отвечать на его вопросы. У нее все еще оставалась надежда – надежда, что ее песни смогут что-то пробудить в умах ее… ее народа. И как ему только пришло в голову пытаться помешать ей?

Льопа начала петь на языке, состоявшем из взвизгиваний и рычаний, вздохов и стонов, ритмом и тональностью напоминавшем музыку, хотя ничего подобного Дабит никогда прежде не слышал.