Книга Звездные дороги, страница 51 – Орсон Скотт Кард

На этот раз ему, однако, показалось, что тут что-то не так – будто буква «Ф» на блинчике свидетельствовала о некоем заговоре. Что она могла значить? Какое-нибудь неприличное слово на общем? Нет, это было бы слишком просто, к тому же смех их был вовсе не злобным, а скорее… грустным.

Грустный смех. Понять его причину было нелегко, но Зак знал, что не ошибся. Буква «Ф», может, и выглядела забавно, но из-за нее им стало грустно.

– Что это за «Ф», которое Динк вырезал на блинчике Флипа? – спросил он какого-то другого мальчика.

– Они же голландцы, – пожал тот плечами, как будто это могло объяснить любые их странности.

Сразу же после завтрака Зак ввел в свой комп эту единственную информацию – которая, естественно, была ему известна и так. Сперва он поискал «Нидерланды Ф», но ничего осмысленного не получил. Он попробовал еще несколько комбинаций, но именно сочетание «голландия ботинки» привело его ко дню Синтерклааса, шестому декабря, и всем связанным с ним обычаям.

Вместо того чтобы идти в класс, он пошел к аккуратно застеленной койке Флипа и начал в ней рыться, пока не отыскал под матрасом стишок Динка. Запомнив его, Зак положил листок обратно и снова застелил койку – вряд ли стоило подвергать Флипа риску получить взыскание, которого тот не заслуживал. Затем он направился в кабинет полковника Граффа.

– Не помню, чтобы я тебя вызывал, – сказал полковник Графф.

– Вы и не вызывали, – ответил Зак.

– Если у тебя какие-то проблемы – иди с этим к своему куратору. Кого тебе назначили?

Зак сразу же понял, что дело вовсе не в том, что Графф не помнит имени куратора – он попросту понятия не имел, кто такой Зак.

– Я Зак Морган, – сказал он. – Сторонний наблюдатель в Армии Крыс.

– Ах вот как, – кивнул Графф. – Значит, это ты. Не передумал насчет своего обета ненасилия?

– Нет, сэр, – ответил Зак. – Я пришел кое о чем спросить.

– А больше тебе спросить некого?

– Все остальные заняты, – сказал Зак и тут же об этом пожалел, поскольку, естественно, спрашивать других он даже не пытался и целью его было лишь уязвить чувства Граффа, намекнув, что от того нет никакой пользы и ему все равно нечего делать. – Извините, не прав. Прошу прощения.

– Так какой у тебя вопрос? – раздраженно бросил Графф, глядя в сторону.

– Когда вы говорили мне, что о ненасилии следует забыть, вы сказали, что я руководствуюсь религиозными мотивами, а в Боевой школе никакой религии нет.

– Нет открытого соблюдения религиозных обрядов, – поправил Графф. – Иначе занятия бы постоянно прерывались мусульманскими молитвами, а каждый седьмой день – причем не один и тот же – христиане, мусульмане и евреи праздновали бы ту или иную разновидность шаббата. Не говоря уже о ритуале макумба с принесением в жертву цыплят. Повсюду громоздились бы иконы, статуи святых, маленькие Будды, храмы предков и тому подобное. Так что все это здесь запрещено. Точка. Отправляйся в класс, пока я не наложил на тебя взыскание.

– Я хотел спросить не об этом, – сказал Зак. – Я бы не пришел к вам с вопросом, на который вы мне уже ответили.

– Тогда почему ты… ладно, так какой у тебя вопрос?

– Если религиозные обряды запрещены, тогда почему Боевая школа разрешает праздновать день святого Николая?

– Мы этого не разрешаем, – возразил Графф.

– И тем не менее, – настаивал Зак.

– Нет.

– Его празднуют.

– Может, все-таки перейдешь к сути? Хочешь подать жалобу? Кто-то из преподавателей что-то об этом говорил?

– Филиппус Ритвельд выставил для святого Николая свои ботинки. Динк Миекер положил в ботинок стишок ко дню Синтерклааса, а потом дал Флипу блинчик с вырезанным на нем инициалом «Ф». Съедобный инициал – традиционное угощение на день Синтерклааса, который отмечается сегодня, шестого декабря.

Графф откинулся на спинку кресла.

– Стишок ко дню Синтерклааса?

Зак процитировал стихотворение наизусть.

Графф едва заметно усмехнулся.

– Вам кажется смешным, что они соблюдают свой религиозный обряд, а мне это запрещено?

– Это всего лишь стишок в ботинке. Разрешаю тебе писать какие хочешь стихи и класть их в чужую одежду.

– Стихи в ботинках – не моя религия. Моя состоит в том, чтобы внести свой небольшой вклад в мир на Земле.

– Ты даже не на Земле.

– Был бы, если бы меня не похитили и не поработили, отдав в служение Мамоне, – бесстрастно сказал Зак.

«Ты провел тут почти год, – подумал Графф, – но все еще поешь ту же песню. Неужели другие так и не смогли на тебя повлиять?»

– Если эти голландские христиане празднуют свой день святого Николая, – продолжал Зак, – то мусульмане должны праздновать Рамадан, евреи – суккот, а я должен жить в любви и мире по заветам Христа.

– Почему это тебя вообще так волнует? – спросил Графф. – Единственное, что я могу, – наказать их за этот дружеский жест. Тогда тебя еще больше возненавидят.

Хотя Графф и не узнал Зака, когда тот к нему пришел, ему наверняка многое было о нем известно. Полковнику могло быть незнакомо его лицо, но не идеи. Непоколебимость Зака в вопросах веры могла впечатлить кого угодно.

– Если Боевая школа запрещает мою религию потому, что она запрещает любую, должны быть запрещены все религии, сэр.

– Знаю, – кивнул Графф. – Я также знаю, что ты несносный тупица.

– Полагаю, данное замечание подпадает под категорию «Командир отвечает за моральный дух подчиненных», сэр? – невинно спросил Зак.

– И еще оно подпадает под категорию «Каким бы умником ты ни был, из Боевой школы тебе все равно не сбежать», – сказал Графф.

– Лучше уж умник, чем несносный тупица, сэр, – ответил Зак.

– Убирайся.

Час спустя к Граффу вызвали Флипа и Динка. Оба получили выговор, а стишок был конфискован.

– Может, и его ботинки заберете, сэр? – спросил Динк. – Инициал тоже наверняка удастся восстановить, когда Флип сходит в туалет. Специально слеплю его так, чтобы у вас не возникло никаких сомнений, сэр.

Помолчав, Графф отправил обоих обратно в класс. Он знал, что слухи о происшедшем разойдутся по всей Боевой школе. Но если бы он так не поступил, Зак наверняка постарался бы, чтобы все узнали о том, как тут на самом деле соблюдаются «религиозные обряды», а затем последовал бы кошмар в виде требующих разрешить им свои праздники ребят.

Со всей неизбежностью двое инакомыслящих, Зак и Динк, отказавшиеся следовать установленным порядкам, обречены были стать союзниками. Возможно, сами они об этом не знали, но фактически таковыми являлись – они преднамеренно раскачивали систему, пытаясь ее обрушить.