Книга Мустанг и Чика , страница 96 – Максимилиан Раин

Сержант по знаку старшего что-то чиркнул в протоколе.

- Ну, паскудник, готовься на выход. Тюрьма по тебе плачет, - злорадно прошипел капитан, понемногу приходя в себя.

- Нет, вам в милиции работать категорически нельзя, товарищ капитан, - рассуждал я, неторопливо натягивая на себя шмотки и игнорируя рявканья капитана, - Вы склонны к нарушению закона. Причём в хронической стадии. А вот о карьере в сельском хозяйстве вам стоит задуматься. Тут требуются осеменители коров, овец, свиней всяких, наконец. С такой фигурой в самый раз…

- Заткнись и двигайся быстрей, а то придам ускорение, - взорвался капитан.

Ага, только шнурки поглажу. Перебьешься, жирдяй. Я еще в туалете на толчке посижу.

Долго сидеть мне там не дали. Жирный ментяра вышиб туалетную дверь и выволок мое изящное тельце в прихожую, сдернул с вешалки куртку и швырнул мне. Вешалка с жалобным треском надломилась и тоже шлепнулась на пол.

- Мальчик является несовершеннолетним, и не делает ничего плохого, товарищи милиционеры, - попыталась вступиться за меня старушка, - Вы неправильно себя ведёте. Я буду жаловаться.

Я жестом показал соседке, чтобы та не шла на обострение. Попрощавшись с ней и оставив ключи от запертой квартиры, дал надеть на себя наручники. Меня загрузили в милицейский уазик на заднее сидение, отделенное от водительского места решеткой. Сержант занял место у руля. Капитан сел рядом с ним. Скучно молчком ехать, лицезреть жирный затылок капитана и тихо вариться в не очень приятных эмоциях. Пора разогнать демонов уныния.

- Товарищ капитан. А, товарищ капитан.

- Чего тебе? - недовольно буркнули спереди.

- Чем обычно занимается милиция?

- Засранцев ловим! - вдруг взорвался капитан.

- А сколько лет дают за засранство? Хочу сделать официальное заявление, что я лично мимо унитаза никогда не делаю и всегда тщательно вытираюсь газеткой. Могу даже несколько свидетелей предъявить и на следственный эксперимент согласиться.

Миша за рулем подозрительно закряхтел.

- Товарищ капитан, в чем заключается ваш вклад в построение коммунизма? - продолжил прикалываться.

- Я вот щас выйду и покажу тебе такой коммунизм, что больше не ничего не захочется, - внезапно заорал жирный мент.

- Нет, не надо мне такое показывать. Пожалейте несчастного малолетку! - изобразил испуганный голос с трудом удерживаясь от дикого ржания, - Я же потом никогда не смогу уснуть.

- Миша, заткни чем-нибудь рот этому молокососу, - взмолился налившийся краснотой капитан, - Не то я им займусь.

- Потерпите ещё немного, дорогой Виктор Станиславович. Не обращайте на меня никакого внимания. Вообще-то я не очень вредный, а где-то даже покладистый. А если пивком угостить, то совсем другом вашим стану. Я не молокосос, а пивосос. Молоко лучше не предлагать, живот пучит и приходится проявлять свою засранскую сущность. Кстати, напомнили. А можно мне познакомить вас со своим богатым внутренним содержанием. Я сделаю все честно, открыто, по-мужски. С молодецким размахом. Нельзя идти против природы, - мерзко прогнусавил я.

Звук вырывающихся из моей тощей задницы газов получился вполне салютующим.

- Сволочь! - ахнул капитан и спешно начал открывать окно.

В салон уазика ворвался и быстро выстудил его морозный февральский воздух. Жирный мент вполне годится для роли Сеньора-Помидора без маски. Моя заслуга. Сейчас выведет из машины и расстреляет из своего табельного оружия, если в кобуре не куриная ножка. Михаил тоже весь красный тужился на своем месте, чтобы не рассмеяться. А я ведь не до конца насладился троллингом недалёкого мента:

- Представьте себе, товарищ капитан. О вас газеты напечатают: «Пойман серийный засранец. Туалеты страны Советов спасены!» Все вас будут узнавать, пальцем показывать. В магазинах лучшие кости на холодец будут продавать. Жене - колготки, если налезут. И вообще, жизнь прекрасна! Если не злоупотреблять алкоголем и шпикачками, особенно в рабочее время.

Миша булькнул. Руль опасно задергался в его руках.

- Щас ты у меня договоришься. Ты у меня повыражаешься. Слишком умные вы, говнюки сопливые, стали. Научила вас советская власть на свою голову, - ярился толстяк.

- Истинная правда ваша, Виктор Станиславович, - горячо поддакнул я, - Вот были бы все вокруг дураками и идиотами, какая хорошая для вас жизнь бы настала. Чистый коммунизм… Извиняюсь за пошлость.

- Ты заткнешься, или помочь? - перешел на визг Селезнев.

- Заткнусь, чесслово, если скажете, чем отличается мент от свиньи.

- Чего? - почти добрался до ультразвука капитан.

- И чем? - решил поинтересоваться похмыкивающий сержант.

- А ничем.

- То-то же, - сразу успокоился толстяк.

Машина подъехала к отделению в станционном поселке. Меня вынули и повели в двухэтажное здание из белого кирпича. Дежурный лейтенант сделал записи в журнал под нашептывание толстяка.

- Товарищ лейтенант, не забудьте отметить, что меня задержали без всяких на то оснований, без извещения родственников, не обращая внимания на мой нежный возраст и хрупкий организм, - говорил, подпуская слезу в голос и поруганную невинность в моську.

- Так ты считаешь свое задержание незаконным? - нахмурился дежурный.

- Естественно, - важно заявил, - Был проведен незаконный обыск в присутствии только одного понятого и без родителей, в ходе которого у меня скоммуниздили носки. Они хоть и дранные, но родные. Только я имею право обнюхивать свои носки. Это право мне даровано Конституцией. Я выразил возмущение действиями капитана Селезнева, а в отместку пообещал меня расстрелять.

- Уведите его к чертям в задницу, иначе я за себя не ручаюсь! - завопил капитан.

Сержант Миша уже в открытую ржал.

- А моё право на звонок! - вдруг вспомнил и заорал я.

- Имеешь, - успокоил дежурный, - Говори номер телефона.

Я немного завис, думая, кому позвонить. По памяти знал только дядин и вовкиного отца. Попытался вспомнить номер воскресенского босса и других важных лиц, с кем доводилось раньше встречаться. От волнения никак не получалось. Пришлось назвать телефон Шумилова.

Предполагал почему-то, что меня проведут к телефону в дежурку. Сержант Дёмин отконвоировал к помещению без окон с раздолбанной тумбочкой, на которой располагался телефон без диска. Мне было велено поднимать трубку только тогда, когда загорится лампочка на аппарате. Она что-то долго не загоралась. Наверное, дядя как обычно не сидел на месте. Наконец, связь появилась. Я взволнованно начал вещать в трубку:

- Николай Михайлович, я звоню из балабинской милиции. Меня свинтили непонятно за что…

- Что ты опять натворил? Я надеялся, что ты за ум возьмешься, а ты снова вляпался во что-то. Не можешь нормально жить, как другие, так меня не подставляй! - разоралась трубка.