Книга Найти виноватого, страница 23 – Джеффри Евгенидис

Когда Йоханна была дома, они с Шайен хихикали, словно подружки. Потом Йоханна уезжала, а я пялился в окно на то, как Шайен загорает у бассейна. Можно было пересчитать ей ребра.

Кроме того, ей нравилось сидеть у костра. Приходила почти каждый вечер.

– Позволь представить тебе моего друга, – сказал я как-то. – Джорджа Дикеля ^[22].

Шайен смерила меня таким взглядом, словно в душу заглянула.

– По закону со мной еще нельзя, – сказала она. – Выпивать.

– Ну голосовать-то тебе уже можно? Ты уже достаточно взрослая, чтобы пойти в армию и защищать свою страну.

Я плеснул ей виски.

Она явно знала, что это такое.

На протяжении всех этих вечеров у костра Шайен заставляла меня забыть, что я – это я, Чарли Ди, покрытый веснушками и следами долгой жизни, а сама она – немногим старше той девчушки, которую ищет Джон Уэйн в «Искателях» ^[23].

Я начал писать ей с работы. Потом раз – и я уже вожу Шайен по магазинам, покупаю ей рубашку с вышитым черепом, связку трусиков в «Виктории Сикрет» и новый телефон на Андроиде.

– Наверное, не стоит мне брать у вас это все, – говорила Шайен.

– Да ладно, это мелочи, – отвечал я. – Ты так помогаешь нам с Йоханной! Это часть работы, достойная оплата.

Я был наполовину папочкой, наполовину кавалером. По вечерам мы сидели у костра и вспоминали детство – мое было несчастным и давно прошло, ее же было несчастным прямо сейчас.

Половину дней в неделю Йоханна отсутствовала. Она возвращалась домой и, привыкшая к отелям, ожидала, что ее будут обслуживать и складывать туалетную бумагу конвертиком. Потом она опять уезжала.

Как-то вечером я смотрел футбол. Началась реклама рома «Капитан Морган» – очень она мне нравилась – и я подумал, что неплохо бы выпить рому с колой, что немедленно и сделал. В комнату вошла Шайен.

– Что смотрите? – спросила она.

– Футбол. Хочешь выпить? Это пряный ром.

– Нет, спасибо.

– Помнишь, мы тебе трусики покупали? Ну и как они сидят?

– Отлично.

– Ты могла бы стать моделью «Виктории Сикрет».

– Да ладно вам! – Она полыценно захихикала.

– Давай, пройдись-ка для меня. Я оценю.

Шайен повернулась ко мне. Дети уже спали. В телевизоре голосили болельщики. Глядя мне прямо в глаза, Шайен расстегнула пуговицу на шортах и позволила им упасть на пол.

Я грохнулся на колени, точно собирался помолиться. Уткнулся лицом ей в живот, пытаясь вдохнуть. Спустился ниже.

Через некоторое время она задрала ногу, словно тот капитан Морган, ну и мы перешли к делу.

Ужасно. Я знаю. Тут несложно найти виноватого.

Два, может, три раза. Хорошо, ближе к семи. Но потом как-то утром Шайен распахивает отекшие глаза и заявляет:

– Да ты мне в деды годишься!

Дальше она звонит мне на работу и бьется в истерике. Я забираю ее, мы едем в аптеку и покупаем тест на беременность. Она настолько завелась, что не может терпеть до дома, поэтомуя останавливаюсь, и она приседает на обочине. Когда она залезает обратно в машину, у нее по щекам размазана тушь.

– Я не могу рожать! Мне всего девятнадцать!

– Тише, Шайен, давай подумаем, – говорю я.

– Ты будешь растить этого ребенка, а, Чарли? Будешь нас содержать? Ты же старый. У тебя сперма и та старая. Ребенок будет аутистом!

– Да с чего ты взяла?

– Так в новостях говорили.

Долго она не раздумывала. Я против абортов, но решил, что ей виднее. Шайен сказала, что обо всем позаботится. Сама записалась ко врачу. Сообщила, что поедет одна. Только, мол, ей понадобится три тысячи долларов.

Да, я тоже удивился.

Неделю спустя мы с Йоханной пошли на терапию. Когда мы входили к доктору, у меня в кармане завибрировал телефон. Я пропустил Йоханну со словами:

– После тебя, дорогая.

Это было сообщение от Шайен: «Все кончено. Удачи».

Она и не была беременна. Я тогда понял. Хотя наплевать. Главное, что она исчезла. Я был спасен. Увернулся.

И что же я сделал потом? Я вошел в кабинет доктора ван дер Ягт, сел на кушетку и стал разглядывать Йоханну. Мою жену. Уже не такую молодую, конечно. Но постарела и износилась она в основном из-за меня. Ей приходилось воспитывать моих детей, стирать мою одежду, готовить мне еду, и все это – без отрыва от работы. Я увидел, какой грустный и усталый у нее вид, и у меня перехватило горло. И как только доктор ван дер Ягт спросила, что бы мне хотелось сказать, я вывалил всю эту историю.

Мне надо было признаться. Казалось, что иначе я взорвусь.

Это вообще не шутки. Истина – дело такое. Истину в мешке не утаишь.

Правда, раньше я этого не знал.

Когда наши пятьдесят минут истекли, доктор ван дер Ягт проводила нас к задней двери. Как обычно, я невольно огляделся – не видит ли нас кто.

Но ради чего мы так прятались? Чего так стеснялись? Мы просто любили друг друга и решали свои проблемы, а теперь садились в ниссан, чтобы забрать детей из школы. Когда в Альпах откопали замерзшего доисторического мужика, то увидели, что на нем кожаные ботинки, забитые травой, шапка из медвежьей шкуры, а в руках – деревянная коробочка с янтарем. Мужика назвали Эци. Этим мы с Йоханной и занимались на терапии – мы пытались пережить ледниковый период, вооружившись луком и стрелами. У нас остались шрамы от предыдущих схваток. На случай болезни у нас были только целебные травы. В левом плече у меня застрял наконечник стрелы, из-за которого я двигался еще медленнее. Но у нас при себе была шкатулка с янтарем, и если б нам только удалось доставить ее куда-нибудь – не знаю уж, в пещеру или в сосновый бор – мы могли бы оживить этим янтарем пламя нашей любви. Сидя с невозмутимым видом на кушетке у доктора ван дер Ягт, я не раз думал об одиноком Эци. Его убили, судя по всему. У него в черепе нашли трещину.

Так и понимаешь, что сейчас дела обстоят не совсем уж и плохо. По статистике уровень человеческой жестокости сильно упал с доисторических времен. Живи мы в то же время, что Эци, нам пришлось бы каждую минуту ожидать удара в спину. Тогда мне было бы не найти лучшей спутницы, чем Йоханна, – широкие плечи, сильные ноги, некогда плодородная матка. Она уже много лет носит наш янтарь, несмотря на мои постоянные попытки его задуть.

Когда мы подошли к машине, мой брелок решил, что сейчас самое лучшее время для того, чтобы перестать работать. Я жал и жал на него. Йоханна стояла на гравии и казалась какой-то маленькой.