Книга Подземная железная дорога, страница 46 – Колсон Уайтхед

Отцу Мартина альманахи нужны были, чтобы наперед высчитывать время полнолуния; тем самым книги превращались в молитву о здравии беглых. Луна прибывала и убывала, зимний солнцеворот чередовался с летним, первые заморозки с весенними ливнями. Все это происходило без вмешательства человека. Кора пыталась представить себе приливы и отливы, волны, которые то набегают, то уносятся прочь и вгрызаются в песчаный берег, словно веселый щенок, не замечая ни людей, ни их козней. Болезнь отступала, и к ней возвращались силы.

Но самой ей в словах было не разобраться.

– Почитайте мне, пожалуйста, – просила она Этель.

Этель принималась брюзжать, но раскрывала ежегодный календарь на том месте, где он разваливался по корешку, и, сама того не желая, читала с теми же интонациями, что вызывали в ее голосе страницы Библии:

– Пересадка вечнозеленых растений. Время пересадки, будь то апрель, май или июнь, существенной роли не играет…

К пятнице Кора почти поправилась. Фиона выходила на работу с понедельника, так что по уговору прямо с утра Кора должна была перебраться в свой закуток под стропилами. Мартин и Этель собирались пригласить в гости соседей, чтобы под чай с кексом развеять все возможные подозрения или сплетни. Мартин старался выглядеть изможденным. Возможно, кто-то из гостей останется посмотреть пятничное действо: с веранды перед домом открывался отличный вид на парк.

Этель позволила Коре остаться ночевать в гостевой спальне, но только не зажигать света и не подходить к окну. Пятничное действо Коре смотреть совершенно не хотелось, но она мечтала о последней возможности вытянуться на кровати в полный рост. В конце концов решили обойтись без гостей, поэтому гости, постучавшиеся в дверь, едва началось ниггер-шоу, все до единого были незваными.

Правоохранители пришли в дом с обыском.

Представление прекратили, весь город, гудя, сгрудился на окраине парка. Этель пыталась задержать белых всадников. Они отшвырнули ее и Мартина. Кора метнулась было к лестнице, но поняла, что бесшумно проскользнуть наверх не получится – не зря скрип ступенек все эти месяцы служил для нее самым надежным сигналом о приближении посторонних. Она заползла под детскую кровать Мартина. Под ней ее и нашли. Ухватив за лодыжки, словно клещами, ее выволокли наружу и швырнули на ступени лестницы, так что она покатилась вниз, налетев в конце плечом на балясину перил. В ушах стоял звон.

Впервые за все время она увидела веранду дома Уэллсов, превратившуюся в сцену, еще одни подмостки для пятничного увеселения горожан, где Кора валялась на дощатом полу под ногами у четырех блюстителей порядка, облаченных в черно-белую форму. Четверо других держали Мартина и Этель. На веранде находился еще один человек в клетчатом сюртуке из тонкой камвольной шерсти и серых брюках. Коре не приходилось встречать людей такого исполинского роста. Он был могучего телосложения с цепкими глазами и, наблюдая за происходящим, улыбался чему-то своему.

Жители города запрудили проулок и улицу, отпихивая друг друга, чтобы получше рассмотреть новую потеху. Сквозь толпу прокладывала себе дорогу рыжеволосая девица:

– Лихорадка, значит, венесуэльская. Говорила я вам, прячут они кого-то!

Так вот она какая, Фиона, наконец-то свиделись. Кора приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на девушку, которую так хорошо знала, хотя ни разу не видела.

– Да получишь ты свои деньги, получишь, – махнул рукой бородатый белый всадник.

Он был среди тех, кто приходил в дом во время прошлого обыска.

– Тебя, пентюха, забыла спросить, – огрызнулась Фиона. – Сами, небось, в прошлый раз на чердак не полезли, а мне-то сказали, что все обыскали! Куда, скажите на милость, все время еда пропадала?

Фиона легонько поддала Коре ногой.

– Хозяйка, бывало, настряпает жаркого, а на следующий день в кастрюле пусто. Кто съел? Неизвестно. И вечно сидят глаза в потолок. Чего, спрашивается, высматривают?

Она повернулась к толпе, призывая свидетелей в свою поддержку.

– Вы все видели, награда за поимку причитается мне.

Кора подумала, что она еще совсем девочка с круглым, как яблочко, веснушчатым лицом, но взгляд был жестким. Глядя на этот нежный ротик, с трудом верилось, что брань и проклятия, которые она месяцами слышала, вылетали из него, но стоило посмотреть Фионе в глаза, любые сомнения отпадали.

– Разве мы тебя обижали? – простонал Мартин.

– Да ну вас, сами вы богом обиженные, – отрезала Фиона. – Поделом вам.

Как вершится правосудие, город лицезрел бессчетное количество раз, но сегодня впервые ожидалось публичное оглашение приговора. От этого всем было не по себе. Получается, что из публики они превращались в присяжных. Жители украдкой поглядывали друг на друга, ожидая подсказки. Какой-то старик сложил ладони рупором и стал орать какую-то чушь. В Кору полетел огрызок яблока. На эстраде кривляки из скетчей про ниггеров обиженно комкали в руках растерзанные шляпы.

В толпе возник Джеймисон, утиравший лоб красным носовым платком. Со времен первого пятничного действа Кора его не видела, зато каждую неделю слышала заключительные речи. Каждую шутку, каждый велеречивый пассаж, взывавший к расовым и государственным интересам, и в завершение приказ убить обреченную на заклание жертву. Возникшие осложнения его несколько ошарашили; голос, лишенный обычного неистовства, сорвался на визг.

– Батюшки, – воскликнул он, – да ведь это сын Дональда Уэллса?

Мартин сокрушенно кивнул, его мягкое тело сотрясали рыдания.

– Отец бы в гробу перевернулся, – продолжал Джеймисон.

– Я ни при чем, это все он, – вскинулась Этель, упираясь и пытаясь вырваться из цепких рук белых всадников. – Это все он сам, я ничего не знала!

Мартин отвел глаза. От людей на веранде, от города. Он повернулся лицом в сторону Виргинии, где некогда, сбежав из родных пенат, смог вкусить свободы.

По мановению руки Джеймисона белые всадники поволокли Мартина и Этель в парк. Потом он оценивающе посмотрел на Кору и прищелкнул языком:

– Приятная неожиданность!

Намеченная на сегодня жертва тоже ждала своего часа.

– Ну что, разберемся с обеими?

Неожиданно в разговор вступил высокий незнакомец:

– Я, кажется, ясно выразился: девчонка моя.

Не привыкший к неповиновению Джеймисон окаменел лицом и попросил незнакомца представиться.

– Риджуэй, – последовал ответ. – Охотник на беглых, гоняюсь за ними повсюду. За этой пришлось побегать особенно долго. Ваш судья в курсе.

– Ну, знаете, закон грубой силы тут у нас не действует!

Джеймисон кожей чувствовал, что публика, кольцом обступившая дом, смотрит на него с невнятным ожиданием. Заслышав новые обертоны в голосе начальства, два ражих молодца сделали шаг, обходя Риджуэя с флангов.