Книга Осударева дорога, страница 10 – Михаил Пришвин

– Ты я смотрю рада, что она не уходит? – Услада обходила вокруг согнувшейся служанки и жалела, что даже захудалой палки с собой нет. Не марать же руки, право слово!

– Да глаз б мои ее не видели, – выпалила Галка, которая наконец сообразила за что заработала выволочку. – Смотрит, точно спалить хочет. Вот Зверем клянусь. А уж по двору ходит, ну чисто княгиня. А улыбочки-то прячет. Точно говорю, прячет. Я ж слежу. Слежу, барыня. Как князь в горницу шасть, так она сироткой и прикидывается. И вид такой разнесчастный. У медвежье отродье.

Услада довольно улыбнулась, находя подтверждение коварству медоедки. А то все одна она видит, а остальные словно с глазами завязанными. Ан нет, есть еще честные ящерки. Такие, как она сама!

– В угол иди. Стоим тут на проходе всем ушам доступные, – приказала она, и Галка с готовностью шагнула за колонну. – Ты с этой сироткой не церемонься. Нечего ей тут новый дом устраивать. Отлежалась? Пусть домой топает. Иль еще куда. Построже с ней. Построже. И вот тебе за усердие.

Услада вынула из складок поневы мешочек, вытряхнула на ладонь пару поблескивающих золотом монет и швырнула в Галку. Поймает – ее счастье. Не поймает – весь пол в ее распоряжении. Лицо служанки перекосило от жадности. Монеты она сцапала с такой скоростью, что Услада испугалась за сохранность рук. И главное было бы из чего, всего-то парочка.

Галку лихорадило. Четыре заработка за раз. Да если б все барыни по стольку подавали, она давно бы разбогатела и купила собственный домик. Махонький, но свой. Она присела еще ниже и попыталась облобызать руку благодетельницы.

– Буду стараться, Ваше благородие. Все сделаю. Зверем клянусь. Все!

– Все мне не надо, – Услада брезгливо поморщилась и спрятала ладони за спину. А то ведь и правда обслюнявит: гадость какая. Жалкие две монеты, а трясучки на двести. – Просто покажи одной зазнавшейся чужачке, что ей тут не рады. Коли хорошо постараешься, получишь еще столько же. – Сказав это, она пошла, не оборачиваясь. Можно не волноваться, теперь корыстная служанка из шкуры выскочит, а монеты заработает.

Галка смотрела ей вслед с дикой смесью раболепия, злости и жадности. Подачка очень быстро начала ее раздражать. Женщина разрывалась от противоречивых желаний: швырнуть монеты в спину удаляющейся нахалке или заработать обещанную награду.

– И меня Зверь заметит однажды, – пробормотала она и поспешила по делам, через каждый шаг оборачиваясь на уходящую дочку советника. – Зверь все видит, – со злостью решила она.

Галка наконец определилась и с желаниями. Швырнуть монеты всегда успеется, а случай заработать может и не представиться.

Заручившись поддержкой челяди, вхожей в ненавистную горницу, Услада не стала ждать милости Зверя. Галка столь же глупа, сколь и жадна. Одна с такой важной миссией не справиться. Помощь уж точно не помещает.

Чужачка нашлась во дворе на любимой лавке, скрытой от посторонних колючими кустами. В руках она держала пухлый томик в обложке с характерным вензелем. Книга из личной коллекции князя! А ей он никогда их не давал. С каждым шагом Услада распалялась все больше. Да как он смел? Что она о себе возомнила? Горькое «Почему она?», ящерка прятала даже от себя.

– Прохлаждаешься?

Услада уселась рядышком в самой выигрышной позе. Грудь выпятить, в талии прогнуться и чуть-чуть приподнять подол так, чтобы щиколотки виднелись полностью. Это все ветер виноват! А она замешкалась слегка!

Поза Весту не впечатлила. У них на хуторе тоже есть такие умелицы. Слава о них дурная ходит. А мать, пока жива была, за такое и за косы оттаскать могла. Мнение о скандальной ящерице стремительно скатилось в подизбицу, да там и осталось. Отвечать она не стала, неторопливо перелистнула страничку и книгу перехватила так, чтобы приметный вензель точно не ускользнул от взгляда Услады.

– Я ее уже читала, – небрежно отозвалась та. Ладони она сжала в кулаки, а улыбку на лице удержала с трудом. – Мне Иг-ги сегодня другую обещал дать. Вечером пойду выбирать. Сама. Представляешь? – доверительно, как подружке шепнула она.

– Нет. Не представляю, – отозвалась Веста и коварно закончила: – Ты же сама выбирать не умеешь. Все князю в рот смотришь. Коль он перстом не укажет, так без книги и останешься.

– Да как ты смеешь? Да кто ты такая? Да я… – Усладу перекосило от бессильной злости. Он вскочила и чуть ли не шипела от ярости.

– Мы же почти подружки. Иначе зачем ты это рассказываешь? – отозвалась медоедка и обстоятельно добавила: – Ты дочь советника. А я дочь старейшины. Невелика разница. – Она тоже поднялась. Чтение испорчено, а больше тут делать нечего. Но промолчать на прощанье совершенно невозможно: – Обмахнись лопушком. А то своим красным лицом князя отвратишь. Он тебя как такую увидит, так в красоту верить и перестанет.

Веста уходила нарочито медленно. Со стороны и не заметишь с каким трудом дается плавная походка и расслабленные движения. И только напряженная спина да прилипшая нательная рубашка выдает состояние. Но рубашку не видно, а на спину никто не посмотрит, пока она вышагивает так.

Прежде чем воротиться в горницу, она прошлась по двору. Смотрела прямо перед собой, не замечая никого и ничего. Ящеры с досадой переглядывались и перешептывались. Хотя шептали до того громко, что не будь Веста погружена в тягостные мысли, непременно услышала бы.

– Зазналась. И клока не прошло, – недовольный женский голос осой полетел в спину и отскочил, незамеченным.

– Ишь пава выискалась, – фыркнул мужчина.

– Распустил ее князь. Того и гляди медоеды начнут шастать как у себя дома.

– Да не, князь не допустит, – отозвался ящер с военной выправкой.

– Эту же допустил, – едко заметила его спутница и спор стих, попираемый неприязнью, замешанной на страхе: а вдруг и правда допустит?!

В горницу Веста вернулась почти спокойная. Кабы не шмыгнувшая следом Галка и вовсе бы радовалась возможности уединиться. А так, какое уж уединение, раз докучливая ящерица тут и глазами жжет, словно Веста ей чего должна.

– Надоть чего? – болтушка стояла неожиданно смирно и не мела ту чепуху, что несла обычно.

– Ничего. Уходи.

Галка стрельнула глазами и схватилась за передник. Лоб ее покрывали бисеринки пота. О обещании она успела пожалеть, как и о жадности. Князь скор на расправу, а тут пока не ясно кого выгодней поддерживать. Может недолго дочке советника пушить хвост осталось?!

– Хотя стой, – Веста отвернулась к окну и, не глядя, спросила, подбавив в голос сиропа: – Галочка, а что ты об Усладе знаешь?

– Что знаю? – переспросила служанка, растягивая передник из стороны в сторону. Принимать чью-то сторону предстояло немедленно. Одна – вероятнее, другая – щедрее. А Зверь их разберет?! – Красавицей она считается.

– Кто считает? – медоедка стиснула створку окна, но не повернулась.

– Князь считает. А с ним и все остальные. У нас же как. Что князь думает, то и другие. А он с Услады глаз не сводит.