Онлайн книга «Попутный ветер»
Почувствует ли Ноа то же самое? Девочка свесилась через перила. Хихикнула. Потом подняла голову вверх. Ахнула. — Ты видела? Он смотрит, — ткнула пальцем. Маноа кивнула и вздохнула удовлетворенно: даже можно было не сомневаться, Ноа ведь она. И не может чувствовать другое. В детской спали все, даже Эстея. Девочка обошла колыбельки, заглянула в каждую, с интересом разглядывая младенцев. — Это кто? — Те, кто родится после, — шепотом ответила Маноа. — Но не все. Только те, кто повлияет на Империю. Здесь ждут рождения великие люди, ученые, бунтари и разбойники. — Да? — Ноа вытаращила глаза. — А разбойники-то с бунтарями зачем? Может им просто не дать родиться? — Нет, девочка, каждый из них двигает историю вперед, служит своей цели. Здесь, например, король, который переступит границу. Малышка принялась оглядываться по сторонам. — Разве такие бывают? — Пока нет, — Маноа указала на одного младенца. — Но кто-то ведь должен быть первым. — Зачем? — Чтобы показать Имперскому Совету, что он не всесилен. — Имперскому Совету? Он такой же вредный, как Нат? Нат? С памятью стало совсем туго. Маноа не помнила никакого Ната в своем прошлом. Хотя… Не так ли звали лохматого соседского мальчишку, который вечно чванился перед девочкой и хвастался своей силой, а потом испугался грозы, и, когда Ноа танцевала под дождем, плакал в своем доме? Настоятельница улыбнулась и рассказала Ноа о том, что когда-то рассказали ей. Об Имперском Совете, которого слушаются короли. О том, что никто никогда не видел, кто входит в него, потому что членство держится в глубокой тайне. Известно лишь, что это по три представителя от каждого королевства Империи. Именно Совет напитывает мир магией, заряжает печати власти, соблюдает мир и равновесие. Он издал закон, по которому короли не могут переступать границы своего королевства, ведь никакая армия не пойдет вперед без своего предводителя. Предписал абсолютность правителей — ведь если печать коснется человека, в чем-то ущербного, то спалит его дотла. — А ты входишь в Имперский Совет? — спросила Ноа, и настоятельница вспомнила, что когда-то давно тоже задала этот вопрос. — Нет, дитя. — Почему? — Мне не нужно доказывать, что я права. А входящим в Совет приходится делать это постоянно. Маноа заметила, что Эстея проснулась и с интересом прислушивается к диалогу между старой женщиной и девочкой. Поняла ли она, кто эта гостья, шагнувшая за порог обители рано утром? — Ты знаешь ответы на все вопросы? — На те, что мне задают, — улыбнулась настоятельница. — Ведь нельзя ответить только на тот вопрос, который тебе никто не задал. А на все остальные отвечаешь, рано или поздно. — Значит, ты знаешь, почему с лица Империи стерли королевство без магии? — Однажды в моих рыжих волосах появился первый седой волос, я его выдернула. И делала так до тех пор, пока не поняла, что ничего не изменить, и надо просто с достоинством принять изменения. Королевство без магии — это седой волос Империи. Но, к сожалению, Имперский Совет еще не готов принять его у себя. Он относится к нему, как к заразе, а не как к опыту. Ноа вернулась к Маноа и крепко обняла ее, чмокнула в морщинистую щеку. Настоятельница заметила, что девочка подросла. — А еще дети здесь есть? Кроме меня и этих спящих младенцев? — Почему ты спрашиваешь? Хотя настоятельница прекрасно понимала гостью: та боится, что ей будет одиноко тут, что жизнь пройдет мимо нее, а детские забавы заменят скучные уроки и обязанности. Поэтому Маноа поспешила ответить: поманила к себе Эстею и соединила руки двух девочек. — Знакомьтесь. Я не буду пока говорить вам имена друг друга, ведь они — не главное, узнавайте сначала души друг друга. — Она старше меня, — насупилась Ноа. — Поверь мне, это временно, — улыбнулась настоятельница. — Вы можете поиграть. Девочки засмеялись и принялись бегать между колыбелей. Маноа нравилось смотреть за игрой. Она не боялась, что младенцы проснутся. Их время еще не пришло. А положительные эмоции им полезны. Даже тем, кто пойдет служить черным жрицам. Настоятельница пригляделась к прекрасной малютке. Пусть впитывает радость и любовь. Ей они пригодятся. Ноа, казалось, поймала мысли старой женщины. Подбежала, встала напротив. Теперь они могли смотреть глаза в глаза, когда Маноа сидела на высоком стуле. — А у черных жриц тоже нет храма, как и у Имперского Совета? — Почему нет, — пожала плечами настоятельница. — Есть. Легенды гласят, что дорога к нему открывается в високосный год. Но это не так. Наш храм и черный — как два полюса Империи. Плюс и минус. Кто должен нас найти, найдет в любое время. Но если о Единых знают многие, то их учение — тайное, в руках несведущих оно может оказаться губительным. До черного храма непросто добраться, он стоит в центре пустыни, и неподготовленный человек просто умрет по дороге. Лишь в течение нескольких дней во время цветущего сезона, когда на пустыню спускается благодать и зацветает даже сухостой, можно попасть к черным жрицам. Ноа кивнула и безошибочно обернулась к спящему младенцу. Старая женщина прекрасно помнила двойственность собственных чувств: умиление и знание. Маноа поняла, что смотрит на свою гостью снизу вверх. Это была уже не девочка, а юная девушка. Она отошла к Эстее и о чем-то пошушукалась с ней. Наверняка, о любви. Грядущей. Вечной. Всегда разной и одинаковой. Настоятельница не знала, кого полюбит Ноа, но вспомнила свою любовь. Короля. Он приходил в храм советоваться, еще будучи принцем. Когда умер его отец, и предстояло наложение печати власти, будущий правитель засомневался в своей абсолютности, выдумывал себе несовершенства. А Маноа пришлось вселять в него уверенность. Она даже пошла на обман: с помощью иллюзии нарисовала себе третий глаз, а потом прикоснулась к печати. Принц поверил. И стал королем. Хорошим королем. Теперь на троне его потомок. Может быть, его наследник обратится к Ноа? Пойдет ли она так же на обман, или найдет другие аргументы? Настоятельница зевнула. День подходил к концу. Она не может передать гостье все, что знает сама. Есть вещи, до которых можно дойти только своим умом. Но Маноа полюбила Ноа. И теперь — готова — уйти. — Матушка Маноа, — обратилась к девушке Эстея, — за воротами следы, они уводят прочь от храма. — Я знаю, милая, — настоятельница смахнула слезу. — Жизнь — закольцованная сказка. И чтобы наступило будущее, надо отпустить прошлое. |