Книга Северный крест, страница 18 – Валерий Поволяев

Миноноска и два тихоходных монитора выстроились в цепочку и, пыхтя машинами, двинулись вверх по реке Онеге.

Кудрявые серо-зелёные берега неторопливо поползли назад, Арсюха жадно вглядывался в них, выискивал глазами сухие гривы, на которых, по его мнению, обязательно должны были стоять избы, и морщился неодобрительно, не видя их.

— Андрюха, а где же люди? — спрашивал он у Котлова нервно, — куда народ подевался?

— В лесу, — отвечал тот коротко и непонятно, — в партизанах.

У Арсюхи словно сами по себе нервно передёргивались плечи, нижняя, влажно поблескивающая губа безвольно отвисала. У Арсюхи в этом походе имелся свой корыстный интерес — он вёз спички. Для продажи. Настоящие английские спички, не дающие сбоя — в отличие от тех, которые выпускались в Петрограде. Петроградскими спичками хорошо в зубах ковыряться, и только, а английские спички ещё и зажигаются, и горят превосходно. И выглядят красиво, не в пример петроградским, которые похожи на кривозубую ведьминскую расчёску, выброшенную за ненадобностью из сумки Бабы-яги, либо на улыбку капитана Слепцова.

Имел Арсюха и кое-что ещё. Из лакомств. И опять-таки товар был первосортный, английский. Вёз Арсюха целых два чемодана — а чемоданы были у него похожи на большие семейные шкафы — добра туда вмещалось много.

В одном чемодане хранился «божественный продукт», которого Арсюха мог сожрать сколько угодно (а главное, продукт этот мог храниться сто лет и не портился, всегда бывал свежим), — говяжья тушёнка, во втором чемодане — железные банки с консервированной клубникой, продукт, который англичане поедали исключительно сами, едоков со стороны не допускали. Эти товары Арсюха Баринов надеялся реализовать в экспедиции. Ещё Арсюха мог предложить любителям кое-что «деликатесное» — сигнальные французские гранаты и невидаль, русскому мужику совершенно неведомую, — презервативы.

Он показал бумажную пачечку — небольшой конверт, на котором был нарисован безмятежно улыбающийся джентльмен с крупными, как у лошади, зубами.

— Что это? — осторожно полюбопытствовал Андрюха.

— Эта штука делает мужчину мужчиной, — важным голосом сообщил Арсюха. Баба получает такое наслаждение — м-м-м... Будто барыня, которая сладко л) землянику ест со свежими сливками. И мужик не устаёт — может хоть сто раз подряд сделать своё дело — такая у этого предмета сила. — Арсюха приподнял бумажную пачечку.

— Кто же изобрёл такой механизм? — с завистью спросил Андрюха.

— Как кто? Англичане, — убеждённо ответил Арсюха.

— И думаешь, деревенские мушки разберут этот товар?

— Всё покупать не будут — не по карману, а десятка два орлов приобретёт. Тем более вещь эта — вечная. Резиновая.

— А как она выглядит? — Андрюха щёлкнул ногтем по пакетику — попал улыбающемуся джентльмену точно по зубам.

— Обычная варежка.

— Со шнуровкой?

В твёрдом взгляде Арсюхи проступило сомнение.

— Если честно — не знаю, — решил признаться он.

— И что делают с этой резиновой варежкой?

— Надевают на причиндал поплотнее и работают ею до посинения.

— Нет, не купят её у тебя деревенские мужики. — Андрюха с сомнением покачал головой. — Не поймут.

— Денег в деревнях полно, это я знаю доподлинно точно, — сказал Арсюха, — накопил народ. Дальше копить нельзя — деньги гнить будут. Так что купят, будь уверен... И это купят. — Он достал из чемодана банку тушёнки, подкинул её в руке. — Очень нужная вещь для охотника, когда он на пару месяцев уходит в тайгу. Англичане называют это дело, — Арсюха поморщился, стараясь выговорить незнакомое слово, внутри у него что-то заскрипело, он напрягся и с облегчением вздохнул: — «Стью мит».

— Что это такое? — настороженно спросил Андрюха. — Не отрава?

— Сам ты отрава! — возмущённо щуря подбитые глаза, заревел Арсюха, замахнулся на собеседника железной банкой.

— А как переводится на русский язык? — поспешил спросить Андрюха. Куцые редкие бровки на его лице вскинулись.

Арсюха опустил банку, поездил из стороны в сторону влажным ртом.

— Не знаю. Вот наш лейтенант английский знает, а я — нет.

— Но ты произнёс это мудреное словечко без запинки.

— Это я заучил специально. — Арсюха важно наморщил лоб. — Как думаешь, пойдёт у меня в деревнях торговля этими банками или нет?

Андрюха приподнял одно плечо.

— Как сказать... Мужики, конечно, обомлеют от этого товара, особенно... — Андрюха выразительно пощёлкал пальцами, — ну, от этого...

— Чего «особенно»?

— Ну, от этого самого, что на причиндал навинчивается...

-— По-английски это называется «гондон». — Вид Арсюхин сделался ещё более значительным.

— Мужики в обморок будут грохаться — во передовая наука до чего доскреблась...

— Мне не это важно знать, — перебил его Арсюха, — будут мужики рассупонивать свои кошеля, чтобы купить товар, или нет?

— Думаю, что будут, — обнадёжил Арсюху знаток деревенской жизни Андрюха Котлов, переступил с ноги на ногу, железный пол гулким стуком отозвался на это движение, вызвал на зубах невольный чёс.

— «Думаю» или точно будут? — Из подбитых глаз Арсюхи брызнул угрюмый фиолетовый огонь.

— Точно будут, — ответил Андрюха, отбросив всякие колебания.

— Ты ведь, по-моему, то ли женился в этих местах, то ли родился, а?

— Никогда здесь не был. Даже во сне.

Миноноска, немного оторвавшись от расхлябанных, с дырявыми машинами мониторов, первой шла на юг. Мимо тянулись затихшие зелёные берега. Высокие спокойные деревья, сосны с тёмной, иссушенной летней жарой хвоей, нескошенная высокая трава, подступающая к самой воде, берёзы, с немым удивлением взирающие на проплывающие суда, и — кроме чёрных тяжёлых воронов, приветствовавших экспедицию хриплыми голосами, — ни одной живой души. Ни зверей, ни людей, ни домов в сочных зелёных распадках.

Такое странное безлюдье заставляло невольно сжиматься сердце, в груди делалось холодно, люди старались прикрыться железным бортом, встать за рубку, за трубу, пышущую искрами — в этом безлюдье невольно возникало ощущение, что с берега обязательно должны раздаться выстрелы.

Но выстрелов не было.

Из-под миноноски, из-под косо срезанного форштевня неожиданно выскочила крупная рыбина, блеснула широкой горбатой спиной и, будто дельфин, снова врезалась в воду.

Арсюха охнул и с перекошенным от азарта ртом схватился за сердце.

— Это же сёмга! Килограммов на тридцать.

Сёмгу Арсюха любил больше английских консервированных ананасов и «гарден строберри» — клубники в сиропе, захлопал руками, залопотал что-то азартно, по-ребячьи невнятно засуетился, ища рядом с собою что-нибудь такое, чем можно было подцепить наглого самца, не нашёл и вновь завзмахивал, захлопал руками.