Онлайн книга «Северный крест»
|
— Как ваше имя-отчество? — спросил он у Власова. — Это необязательно, — сухо обрезал тот генерала, — зовите меня «гражданин следователь», этого будет достаточно. — Однако вы де совсем вежливы, молодой человек, — заметил Миллер. — С наймитами капитализма другим быть не умею, — сказал Власов, на щеках его появились красные сердитые пятна, — и никто не заставит меня быть другим. — Жаль. — Миллер не сдержался, вздохнул. — И вообще, — красные пятна на лице следователя сделались ярче, жёстче, — не советую вам делать мне замечания. — Это почему же? — поинтересовался Миллер с рассеянным видом. — Целее будете, — грубо ответил следователь. — Я могу послать письмо жене? — спросил генерал. В ответ прозвучало резкое: — Нет! Миллер услышал, как в горле у него что-то противно заскрипело, к вискам прилило тепло, голова сделалась тяжёлой. — Но она же беспокоится, — беспомощно проговорил он. — Молодой человек, разрешите мне написать ей письмо! — Нет! Тень пробежала по лицу Миллера, глаза налились усталостью и краснотой: не думал он, что этот человек окажется столь немилосердным. В следующий миг во Власове что-то отмякло, он смилостивился, проговорил успокаивающим тоном: — Не огорчайтесь, генерал! Миллер улыбнулся печально: — Легко сказать — не огорчайтесь... В моём-то положении! Лучше бы он этого не говорил. Лицо следователя вновь украсилось раздражёнными пунцовыми пятнами, резким движением он придвинул к себе лист бумаги. Миллер, успокаиваясь, как о ком-то постороннем, не имеющем к нему никакого отношения, подумал: «Сейчас будет бить!» И — вот странно — ему захотелось ощутить боль, увидеть свою кровь, вообще захотелось, чтобы всё скорее кончилось. Он слышал, что в «чрезвычайках» людей сильно бьют — раньше били примитивно, по старинке, сейчас появились какие-то технические новинки, когда одним движением пальца человеку можно снести голову, либо выдрать у него мошонку вместе с содержимым, — что хочешь, то и можно сделать... Миллер к таким сообщениям относился спокойно. В конце концов, он готов лишиться головы. Раздражённый голос Власова сделался тихим... * * * Постепенно, сопоставляя вопросы, которые ему задавал Власов, Миллер пришёл к выводу, что следователя интересует лишь одно: есть ли на территории СССР террористические группы, организованные РОВСом, где конкретно они находятся и кто ими руководит. «Боятся красные за свои жизнёнки, — к такому выводу пришёл Миллер, когда в один из вечеров его привели в обрыдшую камеру № 110 и велели отдыхать, — очень боятся. Боятся бомбы, подложенной под трибуну где-нибудь на митинге, боятся, что на воинском параде у одного из красногвардейцев... или как они называют себя ныне, красноармейцами? — окажется заряженной винтовка, и он влепит свинцовую плошку в лоб вождю, боятся, что железная дорога, по которой покатит какой-нибудь преемник Троцкого в Сочи, чтобы насладиться теплом южного моря, окажется заминированной...» Чужая боязнь эта, почти ничем не закамуфлированная, неприкрытая, очень ясно ощущаемая, неожиданно прибавила пленнику бодрости. По ночам, когда он просыпался в своей глухой, без единой светлой щёлки камере, ему делалось страшно, он притискивался спиной к стене и зажимал зубами дыхание — у него возникало ощущение, что в камере кроме него ещё кто-то находится. С трудом одолевая себя, он вставал, руками ощупывал стены, железную дверь с крохотной «калиточкой», запираемой на большой стальной засов, потом приседал, щупал пальцами пол — в камере никого не было, и Миллер с облегчением опускался на узкую жёсткую койку. Порою он видел — не во сне, а наяву, — как к нему приходит Наталья Николаевна, Тата, и тогда он обрадованно, будто ребёнок, всхлипывал и тянул к ней руки: — Тата-а... Тата тоже тянулась к нему, делала шаг, другой и... исчезала. Иногда на допросах, которые вёл Власов, появлялись ещё люди в форме, со шпалами в красных петлицах. Разговору с пленённым генералом эти люди не мешали, молча сидели в стороне, потом также молча поднимались и исчезали. Генерал определил всё правильно: людей с Лубянки интересовали тайные организации РОВСа, способные совершать в России террористические акты. Вначале эти вопросы были закамуфлированными — следователь ходил вокруг да около, надеясь поймать Миллера на несоответствиях, несостыковках, а потом стал задавать вопросы в лоб: что генералу известно об этих организациях? Когда следователь Власов задавал такие вопросы, то сразу делался дружелюбным и придвигал к Миллеру картонную пачку с папиросами «Казбек». Так это было и сегодня. — Спасибо, я не курю, — сухо, в который уже раз ответил Миллер, и Власов сунул пачку знаменитых советских папирос в стол. — Может быть, чаю? — великосветским тоном предложил следователь. Губы у Миллера дрогнули, он отрицательно покачал головой. — Вспомните, пожалуйста, господин Миллер, какие антисоветские группы, подчинённые РОВСу, находятся на нашей территории? Миллер отрицательно подвигал перед собой ладонью: — Никаких. — Быть того не может! Миллер подумал, подумал и заявил: — Знаете, молодой человек, я не буду отвечать на ваши вопросы, пока вы не дадите мне возможность связаться с моей женой. — Это не в моей компетенции, — проговорил следователь, чётко печатая слова, глянул на Миллера в упор. У него был особый взгляд — он мог смотреть на человека и одновременно — сквозь него. — Такие вопросы решаю не я. — Так передайте мою просьбу наверх, — проговорил Миллер. — Ладно, — односложно отозвался следователь и прекратил допрос. Миллер поднялся — его должны были отвести в камеру, глянул на Власова испытующе, засек что-то угрожающее и сгорбился невольно, ожидая, что следователь наконец-то ударит его, но тот лишь нажал на кнопку звонка и отвернулся от Миллера, словно бы генерал больше не представлял для него интереса. Первый допрос состоялся ещё двадцать девятого сентября тридцать седьмого года — ровно через неделю после того, когда он так опрометчиво отправился на свидание, назначенное на углу двух улиц. С тех пор прошло вон сколько времени. — Я постараюсь сделать всё, что от меня зависит, — неожиданно пообещал следователь. — Велите подать мне в камеру бумагу, — попросил Миллер. — Зачем? — Я постараюсь ответить на ваши вопросы письменно. Следователь глянул на генерала мрачно, в глазах у него застыли недобрые тени. |