Онлайн книга «Вокруг да около»
— А что вы там собираетесь делать? — Спрашиваешь! Когда семга икру мечет, что делают? Грубость и высокомерная развязность пестряток покоробили Красавку. Но почему бы ей не присоединиться к ним? На дресвяном приплаве у грохочущего порога творились странные вещи. Большая семга, работая плавниками, разрывала мелкую цветную гальку, а рядом с ней хлопалась еще одна семга, поменьше, — розоватая, с длинной костлявой головой и уродливым хрящеватым отростком на кончике нижней челюсти. Это, как сказали Красавке, был самец, которого называли Крюком. — А что они делают? — тихо спросила Красавка, с любопытством присматриваясь к семгам. — Они роют коп — яму, куда откладывается икра. Пестрятки обошли стороной большую семгу и начали спускаться в шумный, пенистый порог. — Ой, я боюсь, меня унесет! — закричала Красавка, отчаянно работая хвостиком. — Да не бойся ты, глупая. Разве такие бывают пороги! Впрочем, Красавку напугал не столько сам порог, сколько то, что она увидела за горловиной порога. Там, под густыми шапками пены, толпилась крупная рыба: темноспинные хариусы с оранжевыми плавниками, крутолобые, поблескивающие слизью налимы. Зачем же она полезет к ним в пасть? Красавка прибилась к стайке пестряток, задержавшихся у небольшого валуна, сбоку стремнины, и стала ждать, что будет дальше. Тускло мерцало оловянное солнце. В горловину порога со стуком скатывались камешки, выворачиваемые плавниками. Вдруг вода вокруг — семги уже наполовину зарылись в яму — забурлила, закипела ключом. Семги неистово били хвостами, извивались, с яростью терлись брюхом о дресву. Пестрятки насторожились. — Что они делают? — шепотом спросила Красавка, кивая на коп. — Ну и бестолочь! Милуются… — А зачем? — Зачем, зачем… Из-под хвоста большой семги выскользнули веселые оранжевые горошинки и тотчас же от брюха самца отделилось белое мутное облачко… Пестрятки стремительно бросились на эти горошины. Красавке тоже удалось схватить несколько штук. — Ну как, хороша семужья икра? — спросила ее одна из пестряток. — Вкусна. Очень вкусна. — Красавка от удовольствия даже помахала хвостиком. — Я ничего подобного не ела. — То-то же! Меж тем икринки все выкатывались и выкатывались из-под хвоста семги, янтарной цепочкой растекались по течению. Их хватали пестрятки, заглатывали налимы, за ними охотились хариусы. И так продолжалось день и ночь. Красавка наелась до отвала. Она была очень благодарна большой семге и решила хоть на словах выразить ей свою признательность. — У вас очень вкусная икра, — сказала она, осторожно приближаясь к ней сбоку. — Ты пожирательница своего рода, — прохрипела семга. Глаза у нее были мутные, осовелые, она с трудом ворочала плавниками, и по всему чувствовалось, что страшно устала. — Что это значит? — Я мечу икру — и из каждой икринки должна вырасти семужка. А ты пожираешь своих сестер и братьев. — Боже мой! Неужели? Простите, пожалуйста. Я не знала. Несколько секунд Красавка растерянно смотрела по сторонам, затем бросилась усовещевать пестряток: — Стойте! Остановитесь! Знаете ли вы, что делаете? Вы поедаете своих сестер и братьев. Пестрятки рассмеялись: — Чистоплюйка! Вздумала мораль читать. Сама налопалась, а другие не моги… Красавка, опечаленная, вернулась к семге: — Они меня не послушали. Семга ничего не ответила. Она выбиралась из копа. Крюка уже не было. Красавка, влекомая любопытством, подплыла к кромке копа, заглянула в него. Там, на дресвяном дне, кое-где посеребренном чешуей, лежала горка веселых оранжевых икринок. И, казалось, они улыбались, точно радуясь своему появлению на свет. Неужели это правда, что из этих вот крохотулек вылупятся рыбки? Вдруг в яму посыпались камешки, песок. Красавка с испугом отпрянула в сторону. Большая семга, работая хвостом и плавниками, засыпала коп. — Послушайте, — вне себя закричала Красавка, — что вы делаете? Ведь икринки погибнут под дресвой. — Не погибнут, — ответила семга. — Вот если бы я их не засыпала, тогда бы они погибли. Их пожрали бы рыбы. А так икринки будут лежать до весны. Большой водой размоет коп, и из них к тому времени вылупятся маленькие рыбки. Поняла? — Но почему, — допытывалась Красавка, — вы позволили рыбам поедать икру? Почему вы не отогнали их? Ведь вы такая большая и сильная. — Ах, ты еще ребенок и ничего не понимаешь. Вот когда ты станешь матерью, ты узнаешь, каково рожать детей. Я измучена, у меня нет сил. Я с трудом двигаю плавниками. А мне еще надо идти в море. — В море? А это что такое? — Море… — У семги на мгновение блеснули глаза. — Море — это далеко, очень далеко. И ты еще узнаешь его в свое время. Выгибая хвост, семга начала разворачиваться. На нее было больно смотреть. Тело ее похудело, высохло и стало плоским, как доска. На брюхе появились кровоточащие ссадины. Быстрая стремнина подхватила семгу и понесла в пенистую горловину порога. — Счастливого пути! — крикнула вдогонку Красавка. Ей никто не ответил. Ревел порог. На месте недавней ямы-копа, где лежала семга, бугрился маленький холмик, омываемый струйками воды. Пестрятки, отяжелевшие от еды, медленно поднимались вверх по течению. «Как странно и непонятно устроена жизнь… — думала Красавка. — Зачем пошла семга в море? И что такое море?» С этим вопросом Красавка обращалась ко многим рыбам. Но никто из них: ни ельцы, ни сиги, ни хариусы, ни тем более такая глупая и нахальная рыбешка, как ерши, — никто из них ничего не слыхал про море. Может быть, о нем знают щуки и окуни? Но как подступиться к этим живоглотам? Ни одна рыба не может без страха пройти мимо их урочищ, а тут добровольно плыть на верную гибель… Ночи стали еще длиннее и тоскливее. Сверху целыми днями сыпались белые хлопья. На реке выросла мохнатая ледяная шуга. Куда девалось солнце? Вокруг поговаривали, что так бывает каждый раз, когда от них уходит семга. Неужели она унесла с собой солнце? О, это было бы жестоко, слишком жестоко! Рыбы присмирели, притихли, стали вялыми и неподвижными. Многие из них перекочевали к порогу — там еще играла вода и было легче дышать. Но вот и порог заковало льдом. В реке воцарилась сплошная ночь. — Что же это такое? — со страхом спрашивала у рыб Красавка. — Это пришла пора большой духоты — самое тяжелое для нас время. |