Онлайн книга «Сильвандир»
— А о чем нам говорить? — спросил шевалье. — Да о чем угодно, о том, о сем, о дожде и о солнце. Все лучше, чем ехать и молчать как рыбы. — Но меня занимает лишь одно: я хотел бы, чтоб вы ответили только на один вопрос. — На какой именно? Спрашивайте, не стесняйтесь. — Куда мы едем? — Именно об этом-то мне и запрещено вам сообщать. — Вот видите! — Ничего не поделаешь! Но зато мне не запрещено говорить, куда мы не едем. — Ах так! Тогда отвечайте… — Прежде кое о чем условимся. Обещайте, что вы не сделаете попытки бежать и перестанете хмуриться. Поверьте, когда рядом со мной хмурятся, для меня это — нож острый! — Ну, тогда и вы со своей стороны, — сказал шевалье, — должны дать мне слово старого солдата, что вручите по назначению письмо, которое я вам передам. — Кто? Я? — Конечно, вы. — Да посулите вы мне сто тысяч экю, милостивый государь, я и тоща вам этого не пообещаю. Сами только подумайте: ведь то, о чем вы просите, совершенно немыслимо. Эхе-хе! Уж коли король повелел не спускать с вас глаз, то сделал он это как раз для того, чтобы вы не могли никому дать о себе весточку. Будьте же рассудительны! Роже подумал, что он ничего не выиграет, приведя своего конвоира в дурное расположение духа, и даже, напротив, может при этом только проиграть. Любая попытка бегства представлялась ему невозможной. К тому же, как мы говорили, он на время излечился от этой навязчивой мысли. А потому после недолгого молчания он сказал офицеру: — Хорошо, сударь, даю вам слово дворянина, что не буду пытаться бежать и постараюсь хоть немного развеселиться, если только смогу. — В добрый час! Кажется, мы становимся разумными, и, надеюсь, что мы совершим с вами вдвоем приятное путешествие. А теперь спрашивайте, и вам ответят. — Направляемся ли мы на остров Сент-Маргерит? — Нет. — Направляемся ли мы в Пиньероль? — Нет. — Тогда, может быть, в замок Сен-Жан? — Нет. — Мы едем в Пьер-ан-Сиз? — Горячо! — В крепость Дижона? — Горячо, горячо! — Значит, мы направляемся в замок в Шалоне? Полицейский офицер промолчал. — Мы направляемся в замок в Шалоне? Офицер молчал как каменный. — Да ответьте же мне! — нетерпеливо воскликнул Роже. — Это нарушает наше условие, милостивый государь, — ответил полицейский офицер. — Я обещал, что буду говорить вам, куда мы не едем, но твердо решил не говорить, куда мы едем. Представьте себе: вдруг из-за моей доброты к вам меня возьмут под подозрение и заставят под присягой подтвердить, что я вам не сказал о том, что вас переводят в замок в Шалоне; тогда я подниму руку и с чистой совестью присягну, что ничего вам об этом не говорил. — Ну хорошо… Стало быть, меня везут в Шалон, — пробормотал Роже, тяжело вздыхая. Он умолк, забился в угол кареты и погрузился в раздумье. — Так-так! — воскликнул офицер. — Вот мы и снова впали в уныние. Да, вижу, что нам предстоит веселенькая поездка, а ведь нам ехать-то целых два дня! Нет, я вас прямо предупреждаю: я этого не потерплю. — Как?! — воскликнул Роже. — И вы еще требуете, чтобы я был весел? — Милостивый государь, вы дали мне слово, и уповаю, что вы, как человек чести, сжалитесь над ни в чем не повинным офицером и сдержите свое обещание. К тому же сами подумайте: ведь я вовсе не был рожден для роли конвоира, я был рожден для того, чтобы распевать сатирические песенки у Тюрлюпена. Ха-ха-ха! Кстати, об этих водевилях… Очень рад, что вспомнил о них, быть может, вас это развеселит. Да, вы, надо сказать, сочиняете весьма забавные куплеты, милостивый государь! — Что вы хотите этим сказать? — спросил Роже. — Полно, полно! Не станете же вы отрицать! Ведь их нашли в ваших бумагах, и написаны они вашей рукой. — Не понимаю, о чем вы толкуете. — Согласен, согласен. Я ведь не добиваюсь от вас признания! Но ум у вас, милостивый государь, весьма язвительный. И полицейский офицер начал напевать на широко известный в те времена мотив: Говорят, что Ментенон, Эта старая мартышка. Сильно расшатала трон, Денег нет, нам скоро крышка. Но король твердит, что он Всемогущ, как фараон. Правит Францией Луи, Как Алжиром правят деи, И для нас, друзья мои. Жизнь — подобье лотереи. — Я в жизни не сочинял этих стихов! — вскричал Роже. — Я имел несчастье лишь переписать их, и только. — А что вы на это скажете? И офицер запел на другой мотив: Все, что Ментенон творит, Франции бедой грозит. Эта дряхлая Диана Вновь втянула нас в войну, И шутам из балагана Завтра отдадут казну! — Уверяю вас, что не имею никакого касательства и к этому ноэлю! — в испуге воскликнул шевалье. — Пусть так! Ну а это? И конвоир затянул уже на новый мотив: Ты, старуха. Просто шлюха! — Вышел из себя король. - Образумиться изволь! Вот накликаешь беду: Будем мы с тобой в аду Век лизать сковороду! — И как только вы не боитесь распевать подобные куплеты? — спросил Роже. — Ведь вы можете угодить в тюрьму! — Так я же пою их только вам, милостивый государь, только вам. Черт побери! Никогда не отважусь я петь их в обществе или переписывать своей рукой. И не в том дело, что они не кажутся мне забавными, напротив, как видите, я не выпустил ни единого слова! Разве я что-нибудь не так спел?.. А? Коли я в чем ошибся, то вы, как автор, прямо об этом скажите… — Клянусь честью! Уверяю вас… — воскликнул шевалье. — Тсс!.. Молчок! Согласен, сделаю вид, будто я вам верю. Хорошо, не вы их сочинили… Ладно, ладно, не будем больше об этом говорить. — Господи, до чего же я несчастен! — горестно вскричал Роже. — Как я был неосторожен, зачем только я распевал эти куплеты?! — Напротив, их можно распевать, в этом нет ничего дурного. Да только петь их надо в тесной компании, скажем, вдвоем с другом, как мы с вами, к примеру… Но хранить их у себя дома, а уж тем более переписывать своей рукой я бы не стал. В этом случае подвергаешь себя опасности: коли ваша супруга вздумает от вас избавиться… Ах, черт побери! Ведь так легко ввести женщину во искушение!.. — Как?! — вырвалось у Роже. — Вы знаете о том, что со мной приключилось? — А что с вами приключилось? |