Книга Халхин-Гол. Граница на крови, страница 43 – Александр Тамоников

— Да, до связи!

— До связи!

Капитан Новиков получил сообщение о выходе противника сперва во фланг, а потом и фронт. Он передал командирам подразделений приказ приготовиться к массированной артподготовке и авианалету, но в этот день так ничего и не произошло. Солнце ушло за горизонт, после 20.10 стемнело. Японцы оставались на своих позициях. Никто не летал и не стрелял.

В 20.45, сразу после ужина, который так же, как и обед, был доставлен на позиции, Новикова на связь вызвал командир батальона.

— «Иртыш»! — ответил капитан.

— Я знаю, кого вызываю. Как дела, капитан?

— Хуже некуда.

— Чего так? — удивился майор.

— Да терпеть не могу ждать. Уж быстрее бы все началось.

— Понимаю тебя, но всему свое время. При артподготовке и авианалете противника проводная связь наверняка будет нарушена, посему говорю сейчас. Каковы бы ни были результаты огневой подготовки японцев, заставь санитаров бегать с носилками от рубежей к селению, придай им людей из рот. У Куроки должно создаться впечатление, что твоя тактическая группа понесла значительные потери. Подожги резину, горючку. Пусть японцы думают, что горит бронетехника.

— Сделаю, если потери действительно не окажутся большими.

— А вот этого, капитан, требуется избежать. Еще раз проверь позиции. Солдаты не должны располагаться кучно.

— Я знаю.

— Ну а знаешь, то ждем!

— Черт бы побрал это самое «ждем».

— Конец связи!

— Минуту, товарищ майор. Руководить батареями, расположенными за рекой, будете вы?

— А у тебя есть связь с ними?

— Нет. Батальонные связисты так и не смогли протянуть провода через реку, что-то у них не сложилось. Обещали с утра повторить попытку.

— Вот и ответ на твой вопрос. Все?

— Да.

— Конец связи. — Комбат отключился.

Ночь выдалась безоблачная, теплая. Видно было далеко, только вот смотреть обороняющимся, вернее, их передовым дозорам было не на что. Кругом буераки, балки, малые сопки, степь.

Все началось с рассветом.

Где-то недалеко прогрохотали артиллерийские выстрелы, раздался шелест, и позиции советско-монгольской тактической группы покрылись четырьмя грибами разрывов стопятидесятимиллиметровых снарядов. Тут же последовал второй залп, за ним третий и четвертый. В течение пяти минут японские гаубицы выпустили более шестидесяти снарядов.

Потери от обстрела сразу определить было невозможно. Однако план капитана Новикова был приведен в исполнение. Как только артподготовка прекратилась, на открытые участки вышли санитары и пехотинцы с носилками. Они бегали от траншей к зданиям и сараям, которые тоже пострадали от обстрела. Танкисты запалили бочки с горючим, экипажи БА-10 подожгли запасные шины.

Сразу после этого всех заставил залечь очередной залп. На этот раз снаряд угодил в замаскированный Т-26, второй разорвался рядом с бронеавтомобилем и повредил его. Поджигать больше ничего не требовалось. Подбитый Т-26 чадил куда хлеще всех бочек и покрышек. Экипажи находились вне машин, в укрытиях и не пострадали. После этого залпа японская артиллерия замолчала.

Линия связи оказалась не повреждена, и Новиков вызвал командира батальона.

— Капитан, что у тебя? — спросил тот.

— Насчет потерь личного состава пока не понятно. Японцам удалось поджечь один танк и повредить БА-10. Экипажи живы. А почему молчит наша артиллерия?

В это время загрохотали стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, расположенные за рекой Халхин-Гол.

— Извиняюсь, батарея открыла огонь.

— А молчала она потому, что разведка уточняла координаты вражеской артиллерии. Рядом с ней, кстати, объявилась еще одна рота противника, но без танков, на грузовых машинах.

— Японцы и должны были подтянуть резервы.

— Ты вот что, Сережа, уточни потери и, пока действует связь, сообщи мне. Получив информацию о результатах ответного артобстрела, я передам ее тебе. И еще, капитан, ожидай появление самолетов противника.

— Уже ждем. Но мы бессильны против них. Если только они пойдут на малой высоте, то достанем их из «дегтярей», а так основной заслон — зенитные счетверенные установки, расположенные на противоположном берегу.

— Батарея готова принять гостей. Ты мне данные о потерях давай.

— Передам. До связи!

Новикову не пришлось отдавать дополнительное распоряжение. Командиры подразделений сами передали сведения о потерях.

Старший политрук Семенов свел их воедино и доложил:

— У нас, капитан, убитыми пять красноармейцев, четыре легкораненых, которые после оказания первой помощи смогут остаться в строю. У монголов убитых четверо, тяжелых один, двое легких, которые тоже останутся в строю. Итого по группе убитых девять человек, тяжелых один, легких шесть. Сожжен Т-26, повреждена БА-10. Экипаж танка переведен в роту вместо погибших бойцов, а вот что делать с бронеавтомобилем, не знаю.

— Как только закончится артподготовка и пройдет авианалет, соорудим для него канонир и устроим огневую точку. Если, конечно, до того времени он не сгорит.

Старший политрук кивнул и заявил:

— Решение поддерживаю.

Новиков улыбнулся, но ничего не сказал. Поддерживает политрук, вот и хорошо. Куда хуже будет, если он стучать в батальон комиссару начнет.

А советские стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы продолжали стрелять. Они замолчали через десять минут, и тут же сработал сигналом вызова телефонный аппарат.

Трубку взял сам командир роты.

— «Иртыш» слушает!

— Здесь командир!

— Да, товарищ майор?

— Потери определили?

— Так точно. Докладываю.

Комбат выслушал Новикова и проговорил:

— Не сказать, что особо большие, но жизнь каждого человека бесценна.

— Да, Александр Андреевич, особенно на войне.

— Война — особый случай. Убитых пока держи в селении, потом похороним в братской могиле и памятник поставим. По тяжелому раненому пусть определяется твой санинструктор. Не сможет помочь, прикажи санитарам перенести к реке. Но аккуратно. Легкие, говоришь, в состоянии вести бой?

— Так точно!

— Не забудь потом представить их к наградам в первую очередь.

Капитан усмехнулся и заявил:

— В первую очередь награды у нас получают политруки да актив.

— Юмор я оценил, но ты больше так не шути. По результатам ответного огня нашей артиллерии. Из восьми японских орудий уничтожены три, два повреждены, потери понесли и расчеты. Так что у японцев остались три гаубицы, способные вести огонь.